Андраш Тотис - Убей, когда сможешь

Что‑то не нравилось Лелаку в этом деле с состязаниями по кетчу. Большая шумиха, кое‑кто пытается воспрепятствовать проведению их, ибо считает, что там будет просто обыкновенная бойня. Другие боятся, что кетч погубит их ремесло.

Старик только плечами пожал да рукой махнул: скучно, мол, все это. Настоящая борьба идет лишь в состязаниях низших разрядов, парни из кожи вон лезут, но лишь до тех пор, пока не утвердятся. А когда Альбер сказал Ламану, что там все же существуют правила, запрещены кое‑какие технические приемы в то время, как в новых соревнованиях, в кетче, на самом деле все дозволено, старик снова только отмахнулся, словно для того, чтобы ответ стал ясен, Альберу надо знать такие тайны борьбы, в каких ему все равно не разобраться.

На следующей станции в вагон вошел молодой, высокий, хорошо одетый негр. Он сел между Альбером и грязным стариком напротив женщины в темном костюме. Рядом с собой на сиденье положил обтянутый коричневой кожей кейс, вытянул длинные ноги положив их крест‑накрест. Взгляд его упал на женщину и на мгновенье остановился на ней. Она ответила на его взгляд, но потом жеманно отвернулась.

Лелак вышел на станции Бланш: дюжина резвящихся школьников хлынула с перрона и чуть не втащила его обратно в вагон.

— Пардон, — произнес Альбер.

— А к этому усилителю надо приставить много небольших акустических экранов, — говорил один из школьников своему приятелю.

На улице его встретили блуждающие солнечные лучи, то и дело исчезавшие в тени башен здания, расположенного на противоположной стороне. В воздухе распространялся запах рыбы — тротуар занимал шумный торговец, предлагавший прохожим плоды моря. Альбер пошел дальше по улице Лепик. Соседей убитой девушки в соответствии с правилами уже расспросили полицейские из окружного участка, но жильцы ничего не знали, с убитой знакомы не были, редко ее видели. Не знали, кто ходил к ней, но определенно утверждали одно — народу тут бывало много. Так как у мертвых нет прав, полицейские пересмотрели все ее вещи, искали деловой дневник, список телефонов, но не нашли. Альбер собирался еще раз поговорить с соседями.

Дом был старым, некогда красивым, посреди двора стояла облезлая скульптура, подделка под какую‑то античную женскую фигуру. Вандалы разбили ей лицо, изуродовали бедра и она теперь на самом деле казалась древней.

Девушка жила в бельэтаже за скульптурой. Альбер был знаком с расположением комнат в квартире по фотографиям и по плану. Маленькая передняя, из нее двери ведут в кухню и уборную, с другой стороны — комната с дверью в ванную. Девушку убили в кухне. Возможно, она собиралась приготовить ужин убийце или, напротив, в квартиру впустила, но в комнату не провела.

Альбер хотел зайти в квартиру. Пломбы с печатью у него с собой не было, но можно позвонить Буасси от танцовщицы по телефону и попросить его привезти новые. Дверь потом снова придется запечатать, опломбировать. Кстати, ключа от квартиры у него тоже не было, но Лелак знал, что у консьержки он есть. Консьержка была унылой женщиной лет тридцати, припомнить, чтобы девушку навещали мускулистые гиганты, не смогла. Она допустила Альбера только до своей передней и, пока искала ключ, Лелак успел изучить висевшие на стенах фотографии в рамках.

Они изображали маленького ребенка на горшке, на велосипеде, во время игры, криво ухмылявшегося в аппарат. Ребенок не вызывал Симпатий, и Альбер был рад, что не застал его дома.

— Ваша дочка? — вежливо спросил он.

— Нет. Мои старые фотографии. Еще мать повесила.

Подписывать ничего не пришлось. Он взял ключи и направился в квартиру девушки. Сорвал пломбу, вошел и захлопнул за собой дверь.

Здесь был порядок. И, если не заходить в кухню и не видеть на полу очерченный мелом контур фигуры и пятна, если вообще закрыть дверь кухни, ничто не напоминало о том, что здесь произошло. Альбер закрыл дверь кухни. Вздохнул. Он начинал верить, что соседи действительно ничего не знали. Если войти в комнату, во двор уже не выглянешь. Можно только из кухни. Но вечерами на окна кухонь опускают занавески. Если даже слон войдет, его не заметят. Альбер раскрыл шкаф, нерешительно поглядел на пуловеры, белье. Он был уверен что девушка где‑то все же записывала номера телефонов. Ладно, простая девушка, у которой нет необходимости в деловом дневнике. Но не помнила же она наизусть номера телефонов своих знакомых. То, что убийца унес с собой блокнот, бумагу, тетрадку, он сразу отбросил. Здесь сразу видно, что работал не профессионал. Тот, кто так искромсал несчастную ножом в кухне, не смог бы обыскать комнату, не оставив следов.

И пришлось Лелаку (и ему тоже) обыскивать комнату. Работал он медленно, импровизировал. Включил радио, поискал музыку. У него было странное неприятное чувство. Он привык к чужим квартирам, научился видеть в них место действия, умел не разжалобиться при виде мелочей, оставшихся от исчезнувшей жизни. Над фотографиями, засунутой в ящик детской куклой, заботливо заштопанным пуловером. Но насколько легче работать, когда вокруг суетятся усталые и спешащие коллеги, проявляя истинный или напускной цинизм. Работа есть работа. Он задвинул ящик обратно и уселся возле печки в кресло, чтобы просмотреть лежащую на маленьком столике груду газет, когда услышал шум. Кто‑то открывал входную дверь. Альбер отложил газету и прислушался. Может быть, звук донесся от соседей, подумал он. В каждом доме, в каждой квартире есть свои звуки, необъяснимые, таинственные, неистребимые шумы. Может, сосед заглянул, увидев, что кто‑то зашел? Может, подруга убитой девушки пришла сюда с мужчиной… возможно с Бришо. Он улыбнулся своей мысли.

И продолжал улыбаться, когда в комнату вошел какой‑то мужчина и ступил в сторону, давая пройти двум другим. Улыбался, словно мышцы его лица жили самостоятельной, отдельной жизнью. Ухмылка медленно сползала с лица. Гости были вооружены.

Долгие годы Альбер готовился к этому моменту. Наверное, будет преувеличением сказать, что с этим он ложился, с этим вставал, но то, что каждый день думал о такой возможности, это точно. Думал, как и все его наиболее разумные коллеги. О той минуте, когда он попадет под дуло какого‑нибудь оружия. Когда не он будет угрожать сопротивляющемуся преступнику. И когда в него будут стрелять не на бегу, не во время преследования им преступника — неуверенно, с минимальным шансом на попадание, а холодно и спокойно наставят оружие, и ему придется решать, повиноваться или… Браунинг его был на месте — в кобуре под мышкой. Альбер ни за какие деньги не пошел бы без него на работу. Он вообще брал его с собой и в свободное от службы время, больше того, даже когда — очень редко — отправлялся ужинать с Мартой или в поход, на экскурсию, если выдавался свободный уикэнд. Чтобы не дай бог хоть один раз, один‑единственный раз браунинг не оказался бы у него при себе, когда в нем появится необходимость. Теперь эта необходимость появилась. Теоретически он хорошо знал, что надо делать. Броситься в сторону, перепрыгнуть через ручку кресла, и еще попытаться перекувыркнуться назад. Вытянутая левая рука придаст необходимый размах, правой рукой он выхватит из‑под пиджака пистолет. На тренировочных занятиях он проделывал. Может, и сейчас удастся?