Надежда Лиманская - Бездна смотрит на тебя

— Константин Григорьевич Большаков! — махнул рукой. — Не будем терять время!! Мне о вас всё известно! Прошу вас, идите за мной! — Слегка прихрамывая, энергично взмахивал рукой, и, с силой втыкая трость в землю, словно забивая неподдающийся гвоздь, направился к одной из пятиэтажек.

— О! Грыгорыч! — воскликнул нетрезвый, неопрятного вида мужчина, поднимаясь с облезлой старой лавки. — Подкинь сотенную! А? Грыгорыч? Соседи, как-никак! — полупьяная компания одобрительно завопила в унисон.

— Я б тебя подкинул куда-нибудь в Магадан, лет на десять! — проворчал Большаков.

— Ой, ой! Как страшно! — Нетрезвый взгляд скользнул по лицу спутницы старика. — Это кто же! Батюшки! Ну, чистая ведьма! Господи, прости! — Куражась, перекрестился.

— Ты, это, Грыгорыч…

— Ты, Жора, смотрю, совсем допился, раз ведьмы мерещатся! Так и до психушки недолго!.. — Жора захлопал бесцветными ресницами. Небритое, осунувшееся лицо стало пунцовым, кривой, кем-то свёрнутый набок, нос, посинел. Пытался ответить, замолчал, споткнулся о взгляд Саломеи.

Большаков жил на третьем этаже. Остановились у обитой коричневым дерматином двери. Провернул ключом в единственной замочной скважине.

— Проходите, — махнул рукой вглубь квартиры старик. Две смежные небольшие комнатки. Старая мебель. На стенах фотографии в рамках. Вдоль них — полки с книгами, под ними — перевязанные кипы старых газет, каких-то папок. Единственное украшение — роскошный комнатный цветок в красивом горшке на белом, щербатом подоконнике. Пахло сыростью. Захар Григорьевич аккуратно повесил пиджак на тремпель.

— Проходите, Саломея! — предложил снова. — Чай, вот, поставлю и поговорим.

Чай оказался, на редкость, вкусным, настоящим.

— Не понравилось у меня? Я видел! Вам хотелось выскочить отсюда! Я прав? — Улыбнулся. Живые глаза насмешливо взглянули на гостью. — Не возражайте! Всё верно! Понимаю! — поставил чашку на стол. — Я не представился, так сказать, до конца. Я — бывший следователь по особо важным делам при Генеральной прокуратуре. «Важняк». Так в народе нас окрестили. Пятнадцать лет назад подался на пенсию! В автокатастрофу попал, — кивнул на ногу, — меня уже коллеги и похоронить успели, ан, нет!

Саломея недоумённо осмотрелась. Сериалы недолюбливала, но изредка видела. «Важняки» в кино, как правило, имели роскошные квартиры, дачи, а оно, вон, как…

— «Важняков» в наше время ценили не только за профессионализм. Нас нельзя было заставить принять решение, в правильности которого мы сомневались! Для меня закон был священной коровой. Пафосно звучит? Понимаю! Знаешь, детонька, что значит «сыграть в преферанс»? Это получить от высокопоставленных лиц завуалированную взятку. Честный «важняк» на это не шёл! Никогда в жизни! А сейчас? Жизнь изменилась, всё вверх дном. Что творится! — Вздохнул. Затем процитировал: — «Кто проповедь хоть раз прочесть захочет людям, тот жрать не должен слаще, чем они!». — Тяжело поднялся. Ни к кому, не обращаясь:

— Вот, как! Ни за что не догадаетесь, кто написал! — Строго глянул на гостью. — Андропов Ю.В. — Неожиданно рассмеялся. — Уморил я вас? Хорошо. К делу. Сейчас, сейчас. Собрал кое-какой, личный архив. — Подошёл к полкам. — Аркадий звонил. Предупредил! Я всё подготовил. Кое-что покажу. Введу вас, так сказать, в курс. А вернее, в экскурс. В прошлое.

Несколько картонных потрёпанных папок легли на стол.

— Саломея? Кстати, как вас угораздило? — Взмахнул выразительно сухой рукой в воздухе, снизу доверху.

— Вы тоже готовы повесить ярлык — «новая русская»? Буквально сегодня утром мне дали понять нечто подобное!

— Догадываюсь, кто бы это мог быть! — Улыбнулся. — Не обижайтесь, детонька! И не удивляйтесь, договорились? — Затем. — Антон! Кому ещё? Присутствовал, так сказать, в кабинете у Аркадия? Верно?

Саломея удивлённо повела головой. Затем улыбнулась, слегка кивнула.

— Не сочтите за старого, выжившего из ума, сплетника, но история у него была. Да-а! — Присел, снова махнул сухой ладошкой. — У Антона. Помните начало девяностых? Что творилось? Тем более, быть в то время женой, как в народе говорят, мента… А у него тогда, — ни денег, ни квартиры, ни звания. В общем, бросила его жена, вышла замуж за какого-то там бизнесмена-негра, прихватила дочь, — и во Францию, только её и видели. Вот у него с тех пор, в общем, сами понимаете. — Взял палку, подошёл к окну. Не поворачивая головы. — Аркадий рассказывал, как вы помогли ему. И вообще, кто вы… Но, право слово, Саломея, я в эти штуки, — не обижайтесь на старика, ради бога, — не верю! Но то, что вы услышите, возможно, как-то связано с этим делом. Каким образом?

Опустил голову, произнёс: — Я, знаете ли, привёл некоторые доводы, но меня, хотя и оказывают бывшие коллеги всяческие почести, знаки внимания и уважения, слушать не стали. Отмели сразу. Это сколько прошло…, — запрокинул голову, задумчиво какое-то время смотрел вперёд, — да — а! Ого! Шестьдесят с лишним! Вот как! — Потянулся за тростью.

Решительно опёрся на неё, встал.

— Ну, а если не хватает кое-кому профессионализма и… — Вздохнул. — Ну, не будем о грустном! — Лукаво взглянул в лицо Саломее. — Значит, детонька, с таким вот, прекрасным библейским именем, — вам и придётся решать сию головоломку! Да — а! — Усмехнулся своим мыслям.

— В Сибири, в 1947 году, — стал рассказывать Константин Григорьевич, — только начинал молодым следователем. И было у меня первое, весьма странное уголовное дело, вернее несколько, объединённых в одно. Серия, одним словом. В те времена термины «серия», «серийный убийца» не использовался. Серийных убийц в Советском Союзе не было, да и быть не могло, по определению. Время послевоенное, казалось, война окончена, живи, да радуйся! Сами понимаете, советская пропаганда, не то, что теперь. Я каждый день покупаю свежие газеты. А вообще, к киоску с прессой подходить неприятно: либо откровенная эротика, либо одни пугающие заголовки о маньяках, насильниках.

Мельчайшие детали убийств смакуются журналистами с таким кровожадным, я бы сказал, маниакальным удовольствием! — Возмущённо покачал седой головой. — Я атеист, Саломея, но знаете, просто обескураживает! Так и хочется назвать журналистов этих, так называемых, — безбожники! Страшно другое. Кто-то получает удовольствие от прочитанного! А для кого-то, готовых к действию, — пожалуйста, инструкция! — Взглянул на неё. — Ой, простите! Отвлёкся. Так вот. — Разложил тонкие пожелтевшие листы. — Новосибирская область, село Куприно. Как я уже сообщил, 1947 год. Стали находить трупы, в основном, жертвами были женщины, тридцати — сорока лет. Весьма зажиточные по тем голодным временам. И что характерно, не были не изнасилованы, не ограблены — положил руки на стол, сцепил пальцы. — Первый удар чем-то тяжёлым сзади. Второй, — смертельный, — тяжёлым и острым вот сюда! — Коснулся середины лба желтоватым указательным пальцем, чуть согнутым в суставе. — Бессмысленные, жестокие убийства! Экспертиза, опять же, точно не установила. Предположили кое-что. Палка, полено.