Роберт Паркер - На живца

Я сообщил Хоуку:

— Он удвоил сумму. Тебе причитается половина.

— Нет. Я возьму только то, о чем мы договаривались, — возразил Хоук.

Мы замолчали.

— Ты хочешь дать этой чокнутой улизнуть? — поинтересовался Хоук.

— Да.

— Придурок сентиментальный. Ты ей ничего не должен.

— Она была моей приманкой. Наживкой, — сказал я. — Не хочу, чтобы ее упекли в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Может, она останется с тобой.

Хоук посмотрел на меня и ответил:

— Нет.

— Ладно, я только предположил.

— Она неплохо смотрелась бы в тюрьме, — размышлял он, — или в дурдоме.

— Да, наверное. Но я не собираюсь помогать ей ни в том, ни в другом.

— Кто-нибудь это сделает за тебя.

— Да.

— И она может отплатить по заслугам. Опыт у нее есть.

— Да.

— Ты чокнутый. Спенсер. И ты это знаешь. Точно, чокнутый.

— Да.

Стоя на Вестминстерском мосту, мы со Сюзан смотрели, как под нами медленно, поблескивая, течет Темза. Моя левая рука была все еще в гипсе, и я гордо носил классический синий блейзер с четырьмя латунными пуговицами наброшенным на плечи. Я мог просунуть руку, закованную в гипсовую броню, в рукав рубашки, но никак не в рукав пиджака. На Сюзан было белое платье в черный мелкий горошек. Талия схвачена широким белым поясом. На ногах — белые лодочки на высоких каблуках. Ее обнаженные руки тронуты загаром, а темные волосы блестели, отражая классические английские сумерки. Перегнувшись через перила моста, мы смотрели в воду. Сегодня я был без пистолета. Я наслаждался запахом ее духов.

— Ах, — сказал я. — Что за удивительный остров эта Британия.

Сюзан повернула ко мне лицо, ее глаза скрывались за непрозрачными стеклами очков. Вокруг рта обозначились легкие морщинки, верные признаки улыбки. Когда она смотрела на меня, они становились четче.

— Мы здесь уже три часа, — напомнила она. — Ты спел «Туманный день в Лондоне», «Песнь соловья на площади Беркли», «Англия раскачивается, как маятник», «Синие птицы на белых скалах Лувра». Ты цитировал Сэмюэля Джонсона, Чосера, Диккенса и Шекспира.

— Верно, — согласился я. — А также изнасиловал тебя прямо в душе.

— Да.

— Где бы ты хотела пообедать?

— Где скажешь, — ответила она.

— Тогда в ресторане телебашни.

— Это уж что-то совсем туристическое.

— А мы и есть туристы.

— Верно. А вон и башня.

— Хочешь пойти пешком?

— Это далеко?

— Да.

— В этих туфлях вряд ли.

— Хорошо. Тогда возьмем такси. Пока у меня есть средства. Не бросай меня, детка, я одену тебя в горностаи.

Я остановил такси взмахом руки. Мы сели, и я назвал адрес.

— Хоук так и не взял ту половину, которую ты ему предложил? — спросила Сюзан. В такси она положила свою ладонь на мое колено. А интересно, будет ли подглядывать водитель, если я попытаюсь изнасиловать ее в такси? Вероятно.

— Так и не взял, — подтвердил я. — Он просто представил мне счет на текущие расходы и взял деньги по договору. Так ему проще сохранять свою независимость. Я же говорил, он человек правил.

— А Кэти?

Я пожал плечами, и пиджак чуть съехал. Сюзан помогла мне вернуть его на место.

— Диксон освободил ее из тюрьмы, и мы никогда ее больше не видели. Она не вернулась в тот дом, который мы снимали. Я ее не встречал.

— Думаю, ты был не прав, что дал ей уйти. Она не из тех людей, кто может разгуливать на свободе.

— Возможно, это и так, — ответил я. — Но тогда она была с нами. Я не смог ее предать. Уж если на то пошло, то и Хоук должен сидеть в тюрьме.

— Верно... И что ты решил?

Я снова хотел дернуть плечами, но вспомнил про пиджак. И не стал этого делать.

— Когда-нибудь, так подсказывает мне мое шестое чувство, когда-нибудь я это исправлю. И сделаю, что смогу.

Она улыбнулась.

— Конечно, — подтвердила Сюз. — А можешь ты многое. Я убедилась в этом в отеле, когда пыталась принять душ. А ведь у тебя одна рука не действовала.

— Я очень сильный, — засмеялся я.

— Для многих эта история закончилась плачевно, — заметила она.

— Да.

— Это омрачает твое настроение?

— Да.

— Этот случай был хуже других?

— Было слишком много крови. Слишком много, — сказал я. — Погибли люди. Некоторые, возможно, получили по заслугам. Но слишком много крови. Я должен избавиться от этого. Должен очиститься.

— Бой с Закари... — протянула она.

— Черт! — воскликнул я. — Ты ничего не пропускаешь!

— Я помню все, что касается тебя, — пояснила она. — Потому что люблю тебя. И хорошо знаю.

— Да. Схватка с Закари. Это было нечто похожее на... на то, как вырывают ядовитое жало. Я думаю, и для Хоука это имело такое же значение. А может, для него это было просто соревнование. Он не любит проигрывать. Не привык.

— Понимаю, — сказала Сюзан. — Иногда я сама себе удивляюсь. Но всегда понимаю, что ты хочешь сказать.

— А сейчас ты понимаешь, что есть еще кое-что?

— Что?

— Ты, — ответил я. — И вспомни душ. Мне так нужна твоя любовь, когда я возвращаюсь откуда-нибудь издалека.

Она погладила мою правую щеку тыльной стороной ладони.

— Да, — сказала она. — И это я тоже знаю.

Такси подкатило к телебашне. Я заплатил по счетчику и отвалил королевские чаевые. Мы, взявшись за руки, направились к лифту. Стоял ранний вечер буднего дня. В зале было почти пусто.

— Туристы, — пробормотала Сюзан. — Самые настоящие туристы.

— Да, — согласился я. — Но здесь можно заказать «Мэтью Роуз», а я выпью «Амстель», и мы будем смотреть вечернюю панораму Лондона. Возьмем утку с вишнями, и я буду цитировать Йейтса.

— А потом, — добавила она, — можно снова принять душ.

— Если я не перегружусь «Амстелем», — засмеялся я. — И не объемся уткой с вишнями.

— В таком случае, — сказала Сюзан, — душ можно принять и утром.

Ivy League — интеллектуальная элита.

«Глобус» — театр, который некогда основал Шекспир.