Александр Костенко - Колье Барбары

Очнулась я от тихого всплеска, раздавшегося возле самых моих ног. Я стряхнула с себя оцепенение и посмотрела наверх. Луна светила очень ярко, и в тёмном проёме ямы я увидела чёрный силуэт головы в чалме, а прямо у меня перед лицом мерно покачивался конец верёвки. Выбора всё равно не было, поэтому я, отбросив все сомнения, вцепилась в канат. Человек наверху оказался настоящим Геркулесом. Если бы он не вытянул меня наверх, я бы, наверно, ни за что не смогла преодолеть эти несколько метров. Руки и ноги от холода практически не слушались, и единственное, на что я была способна, так это на то, чтобы просто крепко держаться за верёвку, которая резкими рывками раз за разом все выше поднимала меня на поверхность.

Когда я очутилась на свободе, пришлось несколько минут стоять на четвереньках, чтобы отдышаться. Когда же я наконец смогла перевести дух, то подняла голову и посмотрела на своего спасителя. Он сделал шаг ко мне и накинул мне на плечи тёплый полосатый халат. Я нашла в себе силы и благодарно улыбнулась. В ярком свете луны лицо этого бородатого мужчины показалось мне смутно знакомым. Однако из-за своего состояния я никак не могла произвести идентификацию личности незнакомца. А он просто молча стоял и смотрел на меня во все глаза. Наконец, он наклонился и подал мне руку. Рука у него была сильная, жилистая и очень тёплая.

— Ну, здравствуй, Наташа, — скорее прошептал, чем сказал он, и голос его сорвался, а в чёрных глазах блеснули слезы.

И тут меня как током ударило. Конечно, это было просто невероятно, но передо мной в замусоленной чалме стоял, держа меня за руку, начальник нашей пограничной заставы капитан Пустой. У меня вмиг перехватило дыхание, и я в безотчётном порыве рванулась к нему и прижалась изо всех сил к его груди. Слезы душили меня, а я, уткнувшись носом в его грязный, пропахший овчиной пиджак, не могла вымолвить ни слова. Капитан тоже молчал. Только прижимал меня всё сильнее и гладил своей тёплой и такой родной рукой по волосам.

Не знаю, сколько это продолжалось, но как только мои всхлипывания стали затихать, Пустой, не выпуская меня из своих объятий, еле слышно прошептал:

— Нам нужно идти, Наташа.

Я шмыгнула носом и, вытерев его грязным рукавом халата, быстро кивнула. Я не знала, куда нам нужно идти, но в тот момент мне казалось, что я готова была следовать за этим родным и сильным человеком хоть на край света.

Мы шли всю ночь и только с рассветом позволили себе остановиться в неприметной пещере у подножия величественных гор, пики которых озаряло восходящее багряное солнце. Я без сил повалилась на жёсткий песок и несколько минут лежала, пытаясь прийти в себя. Но Пустой тут же тронул меня за плечо и заставил сесть.

— Тебе нужно поесть, — с этими словами капитан скинул со спины кожаный мешок и достал несколько лепёшек, копчёную баранью ногу и пластиковую бутылку с козьим молоком.

Пока я с наслаждением ела сочную баранину, Пустой поведал мне свою историю.

— После нашей заставы я был сразу направлен в Таджикистан, в 117-й Московский погранотряд, в первую манёвренную группу полковника Коробкова. Потом были рейды в Афган, реализации, караваны. Так продолжалось до вывода ограниченного контингента. Честно говоря, потом в Ленинграде я с ужасом вспоминал всё это. Не поверишь, Наташа, там в Союзе мне каждый день снился один и тот же сон: раскиданные по раскалённому песку дымящиеся потроха рыжего облезлого верблюда, навьюченного большими пластиковыми мешками, укутанными в несколько слоёв скотчем. И всё это черными пятнами темнеет в последних лучах заходящего солнца. Эти отвесные скалы, красноватый, местами пористый камень горных ущелий, да чёрный жирный дым, будто нехотя поднимающийся над лежащей на боку погибшей боевой машины пехоты…

— А потом? — спросила я с набитым ртом.

— А потом — Главное управление пограничных войск КСЗПО, должность замначальника оперативного отдела, и звание подполковника. Двушка, правда казённая, на Васильевском острове… В общем, я уже, грешным делом, начал думать, что всё — жизнь, наконец, удалась. И с Афганом, думал, все передряги закончились навсегда. Оказывается, нет. В 1992 году пропал в этих местах гражданский самолёт. Летел с какой-то выставки с картинами на борту… А тут ещё, как назло, режим Наджибулы накрылся медным тазом. И начали всякие пуштуны, моджахеды и талибы растаскивать свою страну на части. В общем, вызвали меня к начальству и включили в группу «Каскад».

Услышав последние слова, я даже перестала жевать. Торопливо проглотила кусок баранины, быстро запила молоком и спросила:

— Так ты что же, был в группе Бондаря?

— А ты откуда знаешь? — поперхнулся табачным дымом Пустой.

— От верблюда, — ляпнула я и тут же прикусила язык, — Прости. По привычке вырвалось. Как же это я так опростоволосилась? Попросила посмотреть списки группы Бондаря Суходольскому, — покачала я головой. — Всегда же сама всё перепроверяла… Хотя откуда Суходольский мог тебя знать… Постой, я не поняла, а почему командиром группы пошёл Бондарь, не ты? Он вроде тогда ещё только майора получил, да и опыта боевых действий у него — кот наплакал. Он ведь, если я ничего не путаю, всего полтора года был в Афгане, да и то, как говаривал Шарапов, то ли на продуктовой базе подъедался, то ли… Или я не права?

— Не путаешь ты ничего и права, конечно, на все «сто», только, ведь сама знаешь, как у нас в войсках бывает. У этого Бондаря то ли брат то ли сват… В общем, большая шишка на Лубянке, в Москве. А мы привыкли приказы не обсуждать. Меня попросили только негласно за ним присмотреть. Ну в смысле, чтобы дров не наломал. А как тут присмотришь, когда со всех сторон с ПКСов шмаляют так, что головы не поднимешь. Вот и погубил он нашу группу. Хотя вёл он нас каким-то странным маршрутом. Духи постоянно на хвосте висели, а он и отрываться от них, полное было впечатление, даже и не собирался. Сам-то он поди к нашим вышел, раз ты в курсе дела?

— Вышел. Кстати, уже генерал-майор. А ты сам-то как тут оказался?

— Как многие. Пулю в грудь поймал, и взяли меня «духи» почти уже холодным. Всего в паре километров от того кишлака, где мы с тобой встретились. Хотя, наверное, спасибо им. Не попал бы к ним — сдох бы на маршруте с таким начальничком. Да ладно. Подлечился я немного, раны зализал, и сговорились мы впятером бежать. Благо держали нас в кишлаке буквально в километре от пакистанской границы. Хотели потом через Иран рвануть. Всё больше шансов, чем через весь Афган до Таджикистана пробираться. Не пуштуны, так талибы пришьют. Ну и дёрнули в побег. Границу перешли благополучно. Грузовик захватили, оружием кое-каким разжились, одежонкой. Правда, со жратвой совсем плохо было, да мы уже привыкшие были. Воды попил, потуже пояс затянул — и вперёд. В кишлаки мы не совались. И вот вышли на какую-то военную часть. Колючка, пара вышек, часовые по периметру каждые два часа. Понаблюдали — оказалось, склад боеприпасов. Ну, сама понимаешь, как мы могли мимо пройти? Тем более охрана там была курам на смех. В общем, недолго думая, ночью преодолели колючку, перебили часовых и заняли круговую оборону. Благо ангар, где мы засели, под завязку был забит стрелковым оружием и патронами. Правда, в основном вооружение там было американское. Винтовки М 16, пулемёты Томпсона, ещё времён второй мировой… Зато патронов к ним — завались. Продержались мы ровно десять дней. Духов перемочили тьму- тьмущую. Даже нескольких америкосов подстрелили.