Александр Костенко - Колье Барбары

— Заставы докладывали, что за всю ночь каких-либо значительных происшествий зафиксировано не было. Но вот в пять часов тридцать две минуты дозор 14 погранзаставы доложил, что в глубине сопредельной территории слышится беспорядочная стрельба. Примерно в десяти-пятнадцати километрах от госграницы. Продолжалось всё это около десяти минут. Потом всё стихло. Никаких сигнальных ракет дозор не наблюдал. Из чего ответственным за операцию полковником Тепловым был сделан вывод, что если группа Ростовой нарвалась на засаду, то справилась своими силами. В противном случае заранее были оговорены определённые сигналы осветительными ракетами. Подробные объяснения Теплова есть в рапорте.

— Хорошо, если это моджахеды отношения выясняли, а что, если бой вела всё-таки группа Ростовой? — нахмурился генерал. — Почему не проверили? Возможно, группа нуждалась в экстренной помощи. Если не было условленных световых сигналов, это ещё ни о чем не говорит. Уж ты-то должен понимать, что при проведении такого рода операций всякое бывает. Ладно этот раздолбай Теплов, но ты-то должен был в стойку встать.

— Товарищ генерал, с Ростовой в группе пошли не новички. И если сигнала от них не было, значит, как-то обошлось. Я уверен, что группа Ростовой выйдет на связь. На вводном инструктаже я довёл до сведения группы порядок их действий при возникновении чрезвычайных ситуаций. Также передал ваш устный приказ о том, что в случае потери боеспособности или гибели 50 процентов состава группы остальным — немедленно прекратить выполнение задания и принять все возможные меры к выходу обратно на нашу территорию. В этой части приказ был отдан мною чётко и ясно, так что любой двусмысленности его толкования я не допускаю.

— А может, нам всё-таки подстраховаться? Как ты думаешь, если задействовать «Мансура»? Он ведь совсем рядом, в Пакистане.

— Да, он в Пакистане. Но это не так уж и рядом. От места ночного боя это около семисот километров. К тому же утром «Мансур» должен был встретиться с Керимом на афгано-пакистанской границе. И если всё пройдёт как запланировано, то караван пересечёт границу сегодня до полудня.

— Хорошо. На всякий случай, подготовьте вариант с «Мансуром». Возможно, придётся его всё же задействовать.

— Товарищ генерал, вы же знаете об отношениях между майором Ростовой и подполковником Волочием. Не наломает Волочий там дров? Я бы не стал допускать их пересечение. Бережёного, как говорится, бог…

— Вон куда тебя понесло. Волочий прежде всего профессионал. Я, конечно, понимаю, у них любовь и всё такое, но я уверен — что бы не грозило Ростовой, он не поставит из-за неё под удар операцию, которую тщательно готовили три года. Тем более что, провалившись сам, Волочий неминуемо подпишет смертный приговор ещё трём нашим агентам. И он об этом прекрасно знает. Ты это понимаешь? И, кроме того, в этом регионе сейчас у меня больше никого нет. А Ростову я не могу, понимаешь, просто не имею права отдать на растерзание. У меня долг перед её отцом остался…

— Вот о чём я и говорю. Всё о том же. Человеческий фактор никак нельзя исключать. А Ростову мы вытащим. По-любому вытащим.

— Ладно. Не будем ломать копья. Подождём, пока ситуация прояснится, время пока терпит. Ты распорядись, пускай со спутника этот квадрат, откуда поступил радиосигнал, по-фотографируют. Только не формально, а тщательно — метр за метром. Добро?

— Распоряжусь немедленно. Думаю, к завтрашнему утру всё будет готово. Пара оборотов спутника даст полную картину по этому району.

К утру сильно подморозило, и пошёл мелкий колючий снег. Я проснулась от холода и, зябко кутаясь в шерстяной стёганый халат, отважилась чуть высунуть наружу заиндевевший нос. Через уцелевшую бойницу крепостной стены я увидела величественные горы, возвышающиеся у горизонта и пронзающие своими ослепительно белыми пиками тяжёлые тёмные облака, которые, гонимые свирепым ветром, стремительно неслись в нашу сторону. Я перевела взгляд чуть ниже и сразу увидела их. На свежевыпавшем белом снегу были хорошо видны несколько десятков маленьких чёрных человеческих фигурок, которые, развернувшись цепью, медленно приближались, окружая наш бастион полукольцом. Я пару минут заворожённо смотрела на приближающуюся смерть, потом усилием воли заставила сбросить с себя оцепенение и, передёрнув затвор автомата, толкнула в плечо Пустого, который тут же открыл глаза и быстро, до красна, растерев лицо пригоршней колючего снега, припал к бойнице. Мы всё делали быстро и молча. Говорить сейчас было совершенно не о чем. В эти тяжёлые минуты мы, глядя на приближающихся врагов, думали о своём. И каждый из нас хорошо понимал, что шансов выиграть этот бой у нашего маленького гарнизона практически нет. Мы были озабочены одной простой мыслью — как бы подороже продать свою жизнь. Прошло, наверное, минут десять, и по истёртым временем замшелым камням крепости защёлкали первые пули. Они не могли принести нам ощутимого вреда. Противник, скорее для острастки или подбадривая себя, вёл стрельбу со слишком большого расстояния, практически исключающего возможность ведения прицельного огня. Мы, естественно, на выстрелы не отвечали, экономя крайне скудный боезапас, имеющийся в нашем распоряжении.

— Наташка, там у задней стены крепости есть небольшая лощинка. Сгоняла бы посмотреть. Пути отхода тоже нужно продумать, пока не поздно. — Пустой выглянул в бойницу:

— Думаю, топать до нас они будут ещё как минимум час. Так что есть время осмотреться.

Я сразу поняла, что Пустой просто хочет отправить меня куда-нибудь. Чтобы я занялась делом и не мотала себе лишние нервы в ожидании боя. Поэтому я, легко согласившись, кивнула и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, стала пробираться сквозь каменные завалы к южной стене крепости. Рухнувшая ещё в далёкие и незапамятные времена стена образовала труднопроходимые завалы, теперь сплошь поросшие диким колючим кустарником. Местами ветви переплелись намертво, создав естественный свод на высоте примерно человеческого роста. Пробираться по этому лабиринту можно было только очень медленно, ибо острые шипы какого-то неведомого мне растения так и норовили впиться в моё и без того истерзанное тело. Особенно страдали ноги, открытые чуть выше колен. Передвигаясь таким образом и постоянно уворачиваясь от длинных кровожадных шипов, я добралась, наконец, до ложбины, которая, выбегая из крепости через пролом в стене, пересекала небольшой луг и скрывалась в зарослях кустарника уже на противоположной стороне поля. Там клубился такой густой туман, что разглядеть что-либо было решительно невозможно. Удовлетворившись осмотром местности, я решила возвращаться, так как выстрелы на северной стороне крепости, там, где остался Пустой, слышались всё чаще. Но, оглядевшись по сторонам, я никак не могла отделаться от ощущения какой-то неправильности, что ли. Что-то в окружающей местности было явно лишним, не вписывающимся в ландшафт, хоть это и не сразу бросалось в глаза. Я снова опустилась на колени и стала внимательно осматривать кучи каменных обломков. Под одним из больших камней, он привлёк моё внимание необычной правильной овальной формой, я заметила край чёрного металлического предмета. Убедившись, что это не противопехотная мина, я потянула за него. — Черт, опять закопчённый патронный цинк! Странно, для чего здесь, на полпути к ложбине, в практически непролазных зарослях дикого кустарника, кому-то понадобился источник света? Я сделала несколько шагов в сторону, и среди камней блеснул белый металл. У меня мгновенно вспотела спина. Неужели? Нет, на такое везение я даже не рассчитывала. Скорее всего, это брошенная кем-то снарядная гильза. Упав на колени, я стала быстро расчищать место, где под слоем песка и мелкого щебня, словно куча обрезанных водопроводных труб, лежало с десяток местами поцарапанных и слегка помятых алюминиевых тубусов с уже знакомой мне маркировкой Министерства культуры СССР. Я судорожно стала перебирать дрожащими пальцами пластиковые бирки. Третий снизу во втором ряду тубус был подписан: