Александр Костенко - Колье Барбары

— А потом? — осипшим голосом спросила я.

— А потом заминировали склад по всему периметру пластидом, попрощались друг с другом и, когда духи ворвались, подорвали всё это хозяйство к чёртовой матери. Мне, правда, единственному повезло. Взрывной волной меня выбросило наружу, и очухался я только метрах в ста от пепелища. Мне бы подальше отползти, в песках схорониться, да ноги перебиты были. А на одних руках далеко не уползёшь. Да чего уж теперь. А ты-то как здесь? Вот уж кого меньше всего увидеть здесь был готов. Да ещё поперёк седла, да, прости, с голой жопой. Ты же вроде в медицинском училась? Бросила?

— Закончила. Да жизнь так повернулась. Вот видишь, как истинная сестра милосердия явилась сюда ваши ошибки исправлять. Вы с Бондарем в 1992 году тут дел наворотили, а хрупкую девушку, да ещё, как ты выразился, «голой жопой», под молотки подставили. Что же это за жизнь такая пошла? Мужиков совсем не осталось. Всё приходится делать самой.

— Так ты, что же получается, тоже тот борт ищешь? — несказанно удивился Пустой.

— Угадал, милый. Ты, кстати, ну так случайно, не знаешь, где мне теперь искать этот долбаный самолёт?

— Знаю, — коротко ответил Пустой и отвёл глаза в сторону. — Я ведь и тогда знал точно, где обломки должны лежать, да вот только если бы я Бондарю тогда весь расклад дал, никто бы не вернулся.

— Так ведь и так, считай, никто не вернулся. Кроме самого Бондаря, да ещё одного прапора. Семенов, кажется, его фамилия. Ему, кстати, потом обе ноги ампутировали. Да и умер он, не приходя в сознание. Бондарь сорок километров его на себе пёр. Так что живые и здоровые только вы с товарищем нынешним генерал-майором остались. Кстати, я краем уха слышала — всем, кто из того рейда не вернулся, по Боевому Красному Знамени посмертно от щедрот начальственных отвалили. Так что поздравляю вас, товарищ подполковник, с заслуженной наградой Родины. Надеюсь, она в очень скором времени найдёт своего героя.

— За что ты со мной так, Наташка?

— Прости. Просто нервы уже ни к черту. Да и я последнее время стала какой-то другой. Жестокой, что ли. Ладно, покажешь, где эти обломки лежат?

— Покажу. Дня два пути отсюда.

Сильно обгоревший и наполовину занесённый песком фюзеляж самолёта лежал всего в нескольких метрах от отвесной рыжей скалы. По иронии судьбы, как и предполагал инструктировавший нас полковник Саботаж, самолёт сел на брюхо и, пропахав несколько сот метров по песку, заехал носовой частью в обширную пещеру и оказался как бы в ангаре естественного происхождения. Так что не зная точных координат падения самолёта, искать его в афганских песках можно было, как выразился Бондарь, действительно, до третьего пришествия, да и то, что характерно, абсолютно безуспешно. Поскольку с воздуха авиалайнер обнаружить было практически невозможно, так как отлетевшие в разные стороны при ударе о землю плоскости были давно и качественно занесены песком, а заднюю часть фюзеляжа, включая хвостовое оперение, подчистую сожрало возникшее при посадке сильное возгорание.

Бочком протиснувшись в пещеру, мы осторожно обошли самолёт со всех сторон. Стекла кабины пилотов частично осыпались от удара, а частью остались целы, но были сплошь покрыты мутной паутиной трещин. Боковая дверь салона была сорвана с петель и, вероятно, при аварийной посадке самолёта отлетела на довольно большое расстояние. Во всяком случае, рядом её нигде видно не было. Я собиралась уже забраться внутрь самолёта, как мой взгляд, скользнув по стенам пещеры, наткнулся на тёмную кучу в дальнем углу. Вмиг у меня упало сердце. Уже догадываясь, что я увижу, всё равно сделала несколько шагов и, упав на колени прямо в песок, горько разрыдалась. Подбежавший Пустой на миг затих, а потом выругался вполголоса. Перед нами лежала груда пустых деревянных ящиков с сорванными крышками. На сохранившихся пластиковых бирках превосходно читались надписи: «Министерство культуры СССР. Пушкинский художественный музей».

— Кто-то нас опередил, — с отчаянием в голосе еле слышно пробормотала я.

— Странно. Если бы из экипажа кто-то остался жив, то наверняка передал бы сигнал SOS. И координаты падения самолёта были бы давно известны, — пожал плечами Пустой.

— Здесь был явно не экипаж, — совсем упавшим голосом сказала я и показала рукой на продолговатые закопчённые банки, валявшиеся повсюду.

— Точно, — сразу встрепенулся Пустой, — это цинки от патронов. Их использовали для освещения пещеры. Но в них явно, — Пустой поднял одну банку и понюхал, — использовалась соляра. А откуда на гражданском самолёте могла быть солярка, да ещё и цинки от патронов в таком количестве? Абсурд. Здесь совершенно точно был кто-то из наших. Это почерк наших бойцов. Правда, не совсем понятно, почему они не ликвидировали следы своего пребывания здесь.

— Нужно здесь всё внимательно осмотреть, чтобы понять, кто здесь побывал после крушения самолёта и, главное, в каком направлении эти неизвестные, как ты говоришь, «наши», ушли. Если до сих пор считается, что ценности находятся на территории Афганистана, то либо нашедшие их к своим так и не вышли, либо… Но об этом даже думать не хочется.

— Наташка, ты осмотрись здесь по-быстрому, а я пока пошарю в кабине пилотов, может, полезное что найду, — с этими словами Пустой скинул свой нелепый пиджак, ловко подпрыгнул и, ухватившись за покорёженный проём двери, подтянулся и через мгновение исчез в самолёте.

— Из одежды там мне что-нибудь посмотри! И сигареты поищи! — крикнула я ему вдогонку. Курить хотелось просто зверски.

Проводив Пустого взглядом, я решила не терять времени даром и, опустившись на коленки, стала внимательнейшим образом изучать песок вокруг останков развалившегося при падении воздушного лайнера. Следов ног на песке давно уже не осталось, что говорило о том, что до нас люди здесь были очень давно. Ни бычков от сигарет, ни консервных банок, ни ампул от лекарств обнаружить мне так и не удалось. Правда, метрах в трёх от большого обломка крыла самолёта я нащупала в песке и, осторожно потянув за исцарапанный приклад, вытащила слегка подёрнутый ржавчиной автомат Калашникова с полным магазином слегка потемневших от времени патронов. Я отряхнула песок с оружия, быстро разобрала и собрала автомат. На первый взгляд он был вполне исправен.

— Ну что же, — подумала я, — как говорится, на безрыбье и рак рыба, — и, отложив находку в сторону, поползла дальше.

И вот когда я, почти совсем отчаявшись найти что-либо существенное, поднялась и уже принялась отряхиваться от песка, то вдруг заметила, что из песка торчит край какого-то блестящего предмета. Я осторожно, всё ещё до конца не веря в удачу, разгребла слежавшийся и образовавший толстую корку песок. Там оказался продолговатый алюминиевый жетон с выдавленными буквами «ВС СССР» над выбитыми под ними цифрами. Такой удачи я не ожидала. Офицерский жетон прекрасно сохранился, и по его номеру можно было в считаные минуты выяснить владельца этого личного номера. Имея, естественно, доступ к компьютерной базе данных Министерства обороны. Но поскольку в настоящий момент такой возможностью я, естественно, не располагала и в ближайшем обозримом, весьма замечу, туманном будущем её точно не будет, то, как говорится, до лучших времен пускай полежит у меня в кармане. — Подумала я. И тут же, следуя многолетней профессиональной привычке, перед тем, как положить жетон в карман, накрепко запомнила номер, выбитый на пластинке.