Александр Костенко - Игра на вес золота

…18 июня 1990 года в 10 часов утра по местному времени мы в составе экипажа из пяти человек на вертолёте МИ-6 вылетели по маршруту Тикси-Хатанга. Несмотря на то что в состав нашей экспедиции входили опытные пограничные лётчики, из-за сильного тумана мы всё же несколько отклонились от намеченного маршрута и практически оказались у побережья моря Лаптевых. Снизившись до высоты двухсот метров, чтобы сориентироваться по местности, мы внезапно увидели тёмные очертания странных сооружений, которые были построены вдоль берега узкой протоки на сплошь поросшем мхами острове, укрытом от шквалистых северных ветров высокими скалами. Скорее всего, в тот момент мы пролетали над одним из островов, во множестве разбросанных в южной части дельты Лены. Точнее нам определить не удалось вследствие того, что часть навигационных приборов вертолёта по каким-то неизвестным нам причинам вышла из строя…

По свидетельствам лётчиков пограничного отряда, налетавших этим маршрутом огромное количество часов, никаких строений в этом квадрате раньше они не видели. По этой причине сам факт обнаружения чего-то подобного в этом месте был довольно неожиданным и по меньшей мере странным. Поскольку расположение таких крупных капитальных объектов там попросту невозможно. Наши лётчики, утверждающие это, исходили прежде всего из того, что подавляющее большинство островов в дельте Лены в силу своих геологических особенностей абсолютно не годятся для создания такого рода баз. Острова эти состоят в основном из песка и ила, спаянных между собой вечной мерзлотой, и повсеместно покрыты многометровыми завалами плавника, скопившимися там за десятки, а то и сотни лет, а потому не имеют постоянных географических координат. Кроме того, эти образования сильно подвержены влияниям различного рода внешних факторов: течений, ветров и довольно резких перепадов температур.

…Так вот, на левом берегу неизвестной протоки мы, снизившись и высматривая подходящую площадку для посадки, сквозь сильный туман разглядели просто огромный по своей протяжённости бетонный причал. На котором через равные промежутки примерно в 15 метров были установлены мощные металлические болванки — швартовные кнехты. Со стороны, обращённой в сторону материка, к этому сооружению примыкала широкая трещина в скалах, практически полностью закрытая сверху широким многометровым скальным козырьком. Вероятно, в этой расщелине под толщей базальта находилась большая пещера. Вход в неё зловеще темнел в нескольких десятках метров от нас. Командир вертолёта капитан Синцов принял решение о посадке. Пещера была явно естественного происхождения, но с заметными следами механической обработки каменного свода. Огромные глыбы — части обвалившегося каменного козырька почти полностью закрывали доступ внутрь. Местами между камней свисали уцелевшие обрывки маскировочной сети, как мы определили по характерной расцветке, немецкой. Отобрав несколько образцов сети, мы потратили некоторое время, чтобы убедиться в отсутствии признаков минирования входа. К тому моменту начался прилив, и вход в подземную часть пещеры прямо на глазах стал уходить под воду. Не имея возможности исследовать пещеру изнутри, мы тщательно осмотрели верхнюю часть свода. В результате у нас сложилось стойкое впечатление, что обвал каменного козырька произошёл после сильного взрыва. Вскоре вход полностью исчез под водой.

Рядом с причалом располагалась потрескавшаяся и местами поросшая мхом обширная бетонированная площадка, на которой мы и посадили вертолёт. Чуть в стороне мы обнаружили тщательно замаскированный склад большого количества 200-литровых бочек с дизельным топливом и керосином, которые, вероятно, доставляли к причалу по рельсам специально проложенной здесь узкоколейки. Выход в море Лаптевых с этого причала был открыт сразу по двум довольно широким речным протокам…»

…Я переворачивала пожелтевшие страницы сводок, оперативных донесений, протоколы допросов свидетелей и никак не могла сосредоточиться на главном — понять, какое отношение к разыскиваемому нами золоту имеет эта северная командировка моего отца в 1990 году. Я хорошо помнила, как отец улетал во Владивосток, откуда он должен был лететь дальше — в Японию. А на второй день после его отъезда, вернувшись из института, я застала на кухне плачущую маму, которая взахлёб стала рассказывать мне, что в троллейбусе к ней подсела незнакомая старушка. Она долго и внимательно смотрела на маму и вдруг сказала:

— Что же ты к мужу не едешь? Вам с ним вместе жить осталось несколько месяцев…

Сказала и сразу вышла на остановке.

Мама плакала и всё приговаривала:

— А куда я к нему поеду? В Японию? Кто меня туда пустит?

На следующий день, к вечеру, к нам по моей просьбе заехал Тарасов, тогда ещё полковник и прямой начальник папы. Он, видя состояние мамы, сразу пообещал помочь. А через пару дней перезвонил и сказал, что папу на несколько недель отправляют в Тикси и, оформив маме все документы, достал ей авиабилет в этот закрытый тогда город-порт.

Из состояния оцепенения меня вывел генерал, неслышно вошедший в кабинет и усевшийся напротив.

— Ну что, Ростова, я вижу по твоим затуманенным глазкам — крепко зацепили тебя воспоминания? Ну да ладно, давай к делу. Вопросы есть?

— Товарищ генерал, хотелось бы ясности. Этот срочный вызов из Прибалтики, какой-то труп, хоть и интересный, как выразился Суходольский, а теперь ещё и проект «Орион» и… — голос мой предательски дрогнул, — и отец.

— Ну-ну, Ростова, держи эмоции в руках. Ты же — чекист! Чего раскисла? Я понимаю — ранение, потом перелёт, устала с дороги, но и ты меня пойми — ситуация не терпит промедления. Прилетишь в Тикси — сама всё поймёшь. Сейчас же я просто хочу максимально сориентировать тебя в обстановке. Возможно, тебе придётся столкнуться с чем-то не совсем обычным, что ли. В общем, махни сто грамм, — генерал плеснул мне полстакана коньяку из тёмной пузатой бутылки, как по мановению волшебной палочки, появившейся у него в руке, — и слушай меня внимательно:

— Вообще, если посмотреть на тот объём оперативной информации, который буквально неиссякаемым потоком и с завидным постоянством идёт из арктических районов, сразу напрашивается закономерный вывод: в тех местах определённо творится чёрт знает что. Причём, что любопытно, никто до сих пор серьёзно толком не занимался этой проблемой. Конечно, в рамках нашего секретного проекта «Орион», в середине восьмидесятых и начале девяностых мы пытались создавать оперативные группы по проверке всех этих данных и даже внесли некоторую ясность, но потом в перестроечном угаре и постперестроечном бардаке всё это сошло постепенно на нет. И как следствие этого, в итоге мы пришли на сегодняшний день к тому, что на нашей, заметь, исконно русской территории, пускай и значительно удалённой от «Центра», начала твориться вообще какая-то чертовщина. Ты знаешь, как я отношусь к такого рода непоняткам, но, по-моему, пришло время разобраться с этим вопросом. Анализируя известные нам факты, можно предположить, что немецкая морская база, о которой идёт речь в документах «Ориона», предназначалась для заправки топливом нацистских лодок, которые планировалось активно использовать на всём протяжении Севморпути и до выхода в бассейн Тихого океана. А, возможно, и оперативно обеспечивать топливом германские суда, которые во время Второй мировой войны периодически подолгу стояли у своих причалов без солярки. Что находилось в найденной при непосредственном участии твоего отца пещере, весьма интересно, так как эта, можно без преувеличения сказать, — самая удалённая от Германии база. И судя по всему, существовала она абсолютно автономно и, несомненно, активно использовалась немцами в течение всех военных лет. Причём, как ты, наверное, уже поняла — в глубоком советском тылу практически под носом у всей нашей контрразведки. Кстати, это ещё один красноречивый факт о том, что в годы Великой Отечественной войны в Арктике базировалось и действовало специальное секретное соединение немецких подводных лодок, в задачи которого определённо не входила охота за советскими транспортными караванами, постоянно курсирующими по Северному морскому пути.