Валерий Шарапов - Тайник в старой стене [litres]

– Я перед тобой тоже не отчитываюсь! – Вадик посмотрел на часы – они показывали уже половину первого.

– Не хочешь говорить – не говори! – спокойно заявил Веня. – Только если ты не ошиваешься где-нибудь поблизости, то лучше бери ноги в руки и срочно дуй в Управление, пока Корнев не начал с тебя стружку снимать.

Вадик ничего не ответил и повесил трубку. Настроение тут же упало, он нахмурился и тупо уставился на аппарат.

После звонка в Управление и разговора с Костиным Вадик вспомнил про инцидент с красоткой, которой он предлагал купить несуществующие нейлоновые чулки. Вадик снова достал листок и написал телефон одной знакомой своей матери.

Мамина знакомая Раиса Анатольевна тоже была неисправимой модницей. Светловолосая, ярко крашенная дамочка бальзаковского возраста ни о чем другом не думала, кроме как о модных шмотках и драгоценностях, и только о них говорила все время.

Они познакомились в квартире родителей Вадика после их приезда в Псков. Вадик за все эти годы раз пять посещал родителей и при этом дважды умудрился пересечься с Раисой Анатольевной. Именно в ходе этих встреч Вадик узнал кучу всего о современной моде, узнал цены на шелк, ситец и нейлоновые чулки. Именно телефон Раисы Анатольевны Вадик и написал своей новой знакомой на клочке бумаги, вырванном из блокнота. Представив лицо Раисы Анатольевны в момент, когда ей позвонит неизвестная женщина и попросит продать партию нейлоновых чулок за смехотворную цену, Вадик улыбнулся своей находчивости. Настроение у него немного улучшилось.

Когда трамвай въехал на мост, раздался хлопок, словно что-то лопнуло, послышался громкий лязг, и вагон медленно остановился. Вагоновожатый в серой спецовке и в замызганной коричневой кепке чертыхнулся:

– Все! Приехали!

В трамвае помимо вагоновожатого, кондуктора и самого Вадика ехало еще примерно десять человек. Все дружно зашумели, некоторые вскочили с мест:

– Что? Что такое?

Водитель трамвая открыл дверь и вышел из вагона.

– Надо же! И прямо посреди моста…

Вадик тоже приблизился к кабине водителя.

– Серьезная поломка? – поинтересовался он, обратившись к толстой кондукторше.

– А сам что, не видишь? Контактный провод оборвался! – сказала кондукторша.

Вадик оглянулся и через заднее окно увидел свисающие сверху провода.

– И что теперь? Надолго мы тут застряли?

– Надолго! Тут работы не меньше чем на час…

– Что, сами устраним?

– Какое там «сами»? Здесь рембригада нужна. Видишь, Семеныч по мосту пошел? Так вот пока он до ближайшего телефона доберется, пока дозвонится до депо, пока ремонтники приедут… вот и считай.

Вадик застонал. Что же ему делать? Если он вернется и поедет обратно, то, пожалуй, может еще успеть к Корневу на доклад, но тогда про встречу с потенциальной свидетельницей сегодня можно забыть. Вадик почесал подбородок. А что, если эта Таисия Горская ничего нового не скажет?

Он вышел из вагона, вокруг которого уже толпились остальные пассажиры. Кто-то двинулся по ходу трамвая, кто-то направился назад. У трамвая кроме Вадика топтались только две старушки и грузный мужчина в панаме.

– Два-три часа будем тут торчать, – повторила кондукторша. – Так что решайте!

Если он не явится на доклад к Корневу, который наверняка потребует от него злополучный отчет, ему основательно влетит. Вадик открыл портфель, достал отчет, бегло просмотрел и нервно засунул обратно. Еще раз обернулся и решительно двинулся вперед.

На пороге Вадика встретила немолодая дама в черном шелковом халате, с жемчужным ожерельем на морщинистой груди. Женщина, как ее и описывала словоохотливая тетя Галя, и впрямь оказалась необычайной сухощавой особой. Но больше Вадика поразила не худоба, а рост Таисии Горской. Она была выше большинства знакомых Вадику женщин и смотрела на него свысока, сжимая в тонких пальцах мундштук с папиросой.

Судя по морщинистой шее и костлявым рукам, похожим на паучьи лапы, старушке было никак не меньше восьмидесяти, но выглядела она при этом не так уж и плохо.

Аккуратно уложенные седые как снег волосы, ярко накрашенные губы и напоминающий клюв хищной птицы нос делали ее похожей на сказочную колдунью.

Когда следователь сунул было руку в карман, чтобы достать служебное удостоверение, Горская выпустила ему в лицо тонкую струйку дыма и одарила режущей, точно острая бритва, усмешкой.

– Чем могу? – Голос у Горской был под стать ее взгляду, такой же колючий и холодный.

Вадик запнулся и вместо красной «корочки» вытащил из нагрудного кармана носовой платок.

– Жарко на улице, – процедил Вадик, чтобы сказать хоть что-то и собраться с мыслями.

– Если вы решили поискать здесь прохладное местечко, то вы явно не по адресу! Или отвечайте, что вам нужно, или убирайтесь! Я не принимаю гостей, тем более таких, как вы!

Увидев на лице хозяйки жгучее презрение, Вадик почувствовал, как к его ушам и щекам начала приливать кровь. Да что эта дылда себе позволяет? Он снова сунул руку в нагрудный карман, собираясь представить удостоверение, но вспомнив свое недавнее общение с Захаром Селивановым, решил, что с этим пока не стоит спешить. Если уж пьяницу Селиванова его документы не вразумили, то этой раскрашенной фифе тем более плевать на то, где он работает.

В голове все смешалось: страх, гнев, обида…

Как-то в приватной беседе Зверев обмолвился, что с потенциальным свидетелем нужно вести себя как с ребенком. Многие при виде удостоверения впадают либо в гнев, либо в ступор. Если с первых минут ты видишь, что твой свидетель не симпатизирует тебе, есть лишь два пути: либо сломить его волю, либо заинтересовать, заинтриговать – одним словом, заставить почувствовать удовольствия от того, что он тебе помогает.

Вадик судорожно размышлял: как бы на его месте поступили Костин и Зверев? С детства родители его учили, что врать нехорошо, но Вадик давно уже убедился, что врать во имя великой цели очень даже можно. В его голове уже созрел план, и он приступил к его осуществлению.

– Я понимаю, что встречают по одежке, но хочу предупредить, что опрометчивые выводы не всегда правильны! – сказал Вадик со своей привычной хрипотцой, при этом вытянулся, щелкнул каблуками и учтиво кивнул. Мундштук в руках сухощавой хозяйки на мгновение застыл, брови выгнулись в две ломаные дуги. Старушка была явно озадачена.

– Хотите сказать, что я приняла вас не за того, кем вы являетесь? – с сомнением поинтересовалась она.

– Я думаю, что вы приняли меня за какого-нибудь мелкого клерка, конторского работника или курьера…

– Я приняла вас за комсомольского агитатора, разносящего жильцам всякую агитационную литературу. Если я ошиблась, то поясните, кто вы такой?