Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

…а следом получил смертельный удар под ключицу ножом, который Родригес выдернул из себя.

Если бы нож оставался в ране, у кубинца были шансы выжить. Но теперь из разрезанной печени неудержимо хлестала кровь. Родригес осел на пол и, оставляя страшный липкий след, пополз к двери в надежде добраться до машины.

Силы закончились у порога. Их остаток ушёл на последний звонок Одинцову. Прощание оборвалось на полуслове.

Из предсмертного хрипа старого товарища Одинцов понял только, что ни охотников, ни Бориса, ни самого Родригеса больше нет в живых.

– Алё, алё!.. Эй! – кричал в трубку Одинцов. – Рауль!

Ответом была тишина.

До утра оставалось всего ничего, и Одинцов без объяснений велел компаньонам:

– Ложитесь спать. Завтра тяжёлый день.

– А если кто-то снова?.. – спросил Мунин и показал в сторону двери.

– Никто. Больше некому. Иди ложись, – угрюмо буркнул Одинцов.

Сам он, впрочем, бросил себе матрац под дверью и дремал вполглаза, держа мачете под рукой. А телефон Родригеса отключился автоматически через положенные пятьдесят минут: за всё это время в трубке не послышалось ни единого нового звука.

Что могло произойти в мотеле? Одинцов терялся в догадках. Компаньонов он поднял по обыкновению рано. На завтрак троица пришла к открытию кафе.

– Давайте-ка быстренько поедим, и займитесь, наконец, лекцией, – сказал Одинцов за столом. – Рихтер пригласил серьёзных людей, неудобно…

– Сперва мне надо помириться с Кларой, – объявил Мунин.

– Я помогу, – пообещала понятливая Ева.

После еды они с Муниным заняли позицию у входа в музей; Одинцов курил в нескольких шагах поодаль.

За полчаса до открытия музея на самокате появилась Клара. Она демонстративно не обращала внимания на троицу. Мунин помешал девушке открыть дверь.

– Подожди!

Клара вскинула рыжеволосую голову и сверкнула пирсингом в ноздре.

– Чего мне ждать? Я вчера весь вечер ждала… как дура. Дай пройти!

– Послушай, пожалуйста… Я понимаю, что нехорошо получилось, – начал мямлить историк, – но я не виноват…

– Не виноват? О’кей, без проблем. Дай пройти! – снова потребовала девушка.

– Клара, могу я объяснить тебе кое-что, как женщина женщине? – сказала Ева, выполняя своё обещание, и Клара искусственно улыбнулась в ответ:

– Спасибо, но как женщина я уже давно всё знаю. И могу тоже кое-что объяснить. – Клара небрежно ткнула пальцем в сторону Одинцова. – Ваш дедушка пока ещё в форме? Тогда не теряйте времени… Наслаждайтесь!

– Не смей так говорить! – с возмущением сказал Мунин. – У нас была очень тяжёлая ночь. Тяжёлая и опасная. Я не могу сейчас всего рассказывать, но мы…

– Ага, – перебила Клара, – ещё скажи, что вы русская мафия, и бойню в мотеле тоже вы устроили.

– Какую бойню? – Одинцов присоединился к компании и приказал: – Говори!

Девушка смутилась под его тяжёлым взглядом.

– Ну, я в утренних новостях видела… Какой-то мотель за городом. Ночью зарезали двух русских, американца и кубинца. Труп в машине, море крови по всему номеру… Жуть.

– Бóрис? Американца звали Борис? – срывающимся голосом спросила Ева.

Клара пожала плечами.

– Имён там не было… по-моему. А что, вы правда их знали?

– Нет. – Одинцов мотнул головой. – Просто переживаем за соотечественников. Ева за своих, мы с за своих… – Из жалости к Мунину он приложил руку к сердцу и сказал: – Клара, я от имени всей нашей компании прошу прощения. У нас вчера действительно… хм… действительно были очень важные дела. Но сегодня… Сегодня вечером после лекции предлагаю всем вместе сходить в хороший ресторан. О’кей?

– Я подумаю, – смилостивилась Клара, снова вскинула голову и, держа самокат наперевес, беспрепятственно прошла в музей.

Мунин с благодарностью посмотрел на Одинцова.

– Спасибо.

– Борис… погиб, – всхлипнула Ева и спрятала лицо в ладонях. – Они убили его… убили… из-за меня…

Одинцов обнял её и стал гладить по голове, приговаривая:

– Не плачь, не надо… Пойдём домой, моя хорошая… Пойдём…

– Это ты виноват! – крикнула Ева и оттолкнула Одинцова. – Ты! Обещал, что с Борисом ничего не случится! Обещал его спасти! Обещал! А его убили!

Прохожие и люди в проезжающих машинах оборачивались, глядя на красивую темнокожую женщину, которая в слезах кричала что-то по-русски широкоплечему мужчине с пасмурным лицом. Мунин пытался загородить парочку от посторонних взглядов и с натужной улыбкой разводил руками: мол, всякое бывает…

Одинцов молча слушал какое-то время, потом сказал сурово:

– Хватит голосить. Пойдём домой, а то немцы сейчас полицию вызовут.

– Не пойду с тобой никуда! Ненавижу!

Терпение Одинцова лопнуло. Он забросил Еву на плечо и понёс к мини-отелю.

– Не трогай меня! Пусти, пусти, пусти! – верещала она, молотя кулачками по широкой спине Одинцова. Следом семенил Мунин, который продолжал улыбаться прохожим и старательно делал вид, что всё это шутка.

По счастью, мини-отель был совсем рядом с музеем. Одинцов поставил Еву на ноги только у двери в её комнату, а Мунина ещё с улицы отправил в ближайший магазин за бутылкой.

Историк принёс виски. Он же уговорил Еву выпить хотя бы немного: Одинцову лучше было сейчас не попадаться ей на глаза.

– Могу ещё за кофе сгонять, – сказал Мунин, когда Ева залпом опрокинула в себя полстакана и немного успокоилась. – Или чего ты хочешь? Только скажи, я мигом. А потом будем к лекции готовиться, ладно?

Лёжа на кушетке в своей комнате, Одинцов диву давался, как ловко его молодой компаньон угомонил бушующую Еву. Она в последнее время слишком сильно нервничала и срывала злость на Одинцове. Видимо, сказывалось постоянное напряжение, в котором держали троицу эти две недели. Еве, да и Одинцову с Муниным нужна была хотя бы небольшая передышка, чтобы прийти в себя. А там, глядишь, тайна двух реликвий откроется. Вот ведь Вейнтрауб, старый чёрт! Втравил в историю…

В комнату заглянул Мунин с вопросом, что ещё купить: он шёл за кофе для Евы.

– Молодец, Конрад Карлович! – похвалил Одинцов. – Растёшь на глазах. С Евой ты… просто большой молодец. Сам не пил?

Мунин притворно вздохнул.

– Увы, нет, но соблазнительно. Знаете, в дневниках Лёвушки Пушкина… это младший брат был у Александра Сергеевича… В его дневниках есть чудесная запись: «Что касаемо пьянства, то пить надо начинать с утра и уж боле ни на что не отвлекаться».

– Врёшь, – не поверил Одинцов, и Мунин снова вздохнул:

– Даже если вру, каково сказано, а?!

– Об этом пока думать забудь, – распорядился Одинцов. – Ева может выпить, но в нужный момент как огурчик, а если ты выпьешь, мы тебя потеряем. Выступи сперва, как следует, и потом уже делай, что угодно.