Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Родригес по-прежнему занимал позицию на противоположной стороне улицы – не напротив мини-отеля, а чуть в стороне, в небольшой тёмной нише. Подстилка из большой картонной коробки, плед, блёклая рубашка и тёртые джинсы, кеды на босу ногу, всклокоченные седые волосы, бутылка текилы в бумажном пакете – ни дать ни взять бродяга. На улице он такой не один…

…хотя из всех бродяг только у него был компактный инфракрасный бинокль, скрытый от любопытных взглядов под пледом. Родригес купил бинокль в Кёльне: он прилетел налегке, взял арендованную машину и по пути к музею заехал в специальный магазин за кое-каким снаряжением. Там же нашёлся и мачете для Одинцова.

Город спал. Машины по улице проезжали редко, любого прохожего было видно издалека. Двое плечистых молодых мужчин, которые появились из ближайшего переулка, сразу привлекли внимание Родригеса. Он хорошо рассмотрел их в бинокль. Судя по виду и походке – спортсмены. Судя по фигурам – боксёр и борец. Руки свободны, у одного за плечами городской рюкзак с застёжками-«молниями». Мужчины подошли к двери дома, где располагался мини-отель, вскрыли замок и скользнули внутрь. Они действовали быстро…

…но ещё быстрее Одинцов получил новое сообщение от Родригеса: «Гости. Двое».

Времени на инструктаж компаньонов не было. Одинцов метнулся по коридору и без стука распахнул дверь в комнату Мунина со словами:

– На выход, живо!

Через мгновение он втолкнул историка к Еве, скомандовал парочке запереться и сидеть тихо, а сам с мачете наизготовку снова встал у стены рядом со входом. На смартфоне был набран номер Родригеса, чтобы тот мог слышать, что происходит в мини-отеле. Родригес ждал возле дома, готовый ворваться внутрь и ударить в тыл врагу – или отрезать путь к отступлению.

Одинцов нетерпеливо поигрывал мышцами. Охотники всё-таки выбрали ближний бой, а не отраву и не снайперскую стрельбу – это хорошо. Всего два нападающих – ещё лучше, хотя недооценивать противника нельзя. Темноту нарушала только узкая полоска света из неплотно закрытой двери комнаты Мунина: лампу в коридоре Одинцов погасил. Его глаза пока что привыкали к сумраку, а охотники при входе с освещённой лестничной площадки ослепнут хотя бы на секунду – и этого достаточно для молниеносной контратаки.

Впрочем, двое на лестнице не спешили атаковать. Они даже не ковырялись в замке. За дверью пару раз вжикнула застёжка-«молния» – медленно и долго: видимо, расстёгивали рюкзак. Потом началась очень тихая возня. Одинцов изо всех сил напрягал слух в надежде по звукам догадаться о происходящем, но без толку. Сколько-то минут спустя звук «молнии» повторился – и наступила тишина. Похоже, охотники всё же решили не вступать в ближний бой. Одинцову становилась понятной их затея.

– Уходят. Проследи, – шепнул он в гарнитуру.

– Принято, – ответил Родригес.

Пока охотники спускались по лестнице, кубинец успел вернуться через дорогу, прилечь на картонную подстилку и укрыться пледом. Два спортсмена, оказавшись на улице, зашагали обратно – в сторону переулка, откуда недавно вышли. Стоило им повернуть за угол, как Родригес подхватил свой бродяжий скарб и двинулся следом…

…а Одинцов снова зажёг свет в коридоре, постучал в комнату Евы и сказал:

– Сезам, откройся!

– Ложная тревога? – с нервным смешком спросил Мунин, встав на пороге.

– Перерыв на обед, – в тон ответил Одинцов. – Нашу дверь или ядом смазали, или заминировали.

Ева, сидя на кушетке, поёжилась и обхватила себя руками за плечи.

– Бр-р-р… Лучше яд, – сказала она, предпочитая быть отравленной, а не разорванной в кровавые лоскутья.

– Лучше мина, – возразил Одинцов, – её по крайней мере видно. Пойду посмотрю, что к чему. Ваша задача – держаться от двери как можно дальше. Сидите здесь или чаю попейте на кухне, поговорите о чём-нибудь действительно хорошем…

Родригес всё ещё оставался на связи. В гарнитуре зазвучал его голос:

– У них машина. Третьего нет.

– Третий может сторожить заложника на базе, – откликнулся Одинцов и про себя добавил: «Если Борис ещё жив».

Первым делом надо было выяснить, какой подарок оставили за дверью охотники. Ева и Мунин всё ещё в опасности, а эти ребята никуда не денутся. Они должны убедиться в гибели троицы – от яда или от взрыва, не важно. Значит, будут караулить, и Родригес пока за ними присмотрит.

Наружу Одинцов выбрался через окошко туалета. Рядом к стене была прикреплена по-европейски тонкая и по-немецки добротная труба. По ней он слез на землю, вошёл в дом с чёрного хода в проулке и поднялся по лестнице к двери мини-отеля.

– Спасибо, – вполголоса сказал Одинцов, когда увидел взрывчатку. С ядами было бы больше мороки. Он тут же выключил телефон: если взрыватель электронный, его может активировать случайный сигнал. – Ну, и что у нас тут?

Это был пластит. Без маркировки; не исключено, что самодельный. На глаз – минимум килограмма два. Щедро! Комья желтоватого теста, для неискушённого взгляда вроде застывшей монтажной пены, прилепили к самой двери и к газовой трубе по соседству. Затея простая и надёжная: вслед за мощным взрывом фугаса пожар доделает дело и уничтожит следы убийства.

Одинцов осмотрел взрывчатку. Охотники явно готовили операцию на ходу и пользовались тем, что сумели быстро достать, но работали вполне профессионально. В пластит был глубоко утоплен самый простой и надёжный взрыватель – запал от гранаты: короткий стальной карандаш со спусковым рычагом и предохранительной чекой. Стоило двери хоть немного шевельнуться, как незаметные, но прочные кевларовые нити растяжек потянули бы за кольцо и выдернули чеку из взрывателя. А дальше – дверь в щепки, выходящих убивает наповал, стену разносит по кирпичику, перекрытия между этажами рушатся, газ полыхает… Чтобы чека легче поддалась, у неё предусмотрительно разогнули оба усика. Одинцов предпочёл бы один усик обломить, и тогда чека выскальзывала, как по маслу….

…но не только былой диверсионный опыт отличал Одинцова от более молодых охотников. В его времена ещё сохранялись представления о смысле воинской присяги, о чести офицера и о том, что можно делать, а чего нельзя ни в коем случае. Взрыв пластита грозил уничтожить не только троицу, но и других жителей дома. Гибель невинных людей не останавливала охотников: они собирались выполнить задачу ценой любых жертв, кроме собственных жизней. Именно в этом Одинцов был на них непохож.

Давным-давно, ещё в курсантскую пору, ему в память врезалась фраза Фридриха Великого: «Если бы наши солдаты понимали, за что мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны». Он обсуждал это с Муниным, лёжа в госпитале. Историк тогда прибавил к сказанному другое соображение знаменитого пруссака: «Если бы сегодня мои солдаты научились думать, завтра никто не встал бы в строй». Одинцов возразил: настоящий солдат понимает, за что воюет, и с головой у него всё в порядке. Тогда спор ни к чему не привёл, а сейчас приходилось признать, что понимающих и думающих солдат остаётся всё меньше – даже среди офицеров со спецподготовкой…