Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Но царь Пётр вынужден был срочно вернуться в Россию из-за стрелецкого бунта и угрозы дворцового переворота, Без сомнения, вам прекрасно известно, что тогда творилось в Москве. Случайно или намеренно русский потомок Джона Ди исчез в этой неразберихе, а вместе с ним исчез перстень. Нам не удалось найти никаких следов ни того, ни другого на протяжении трёхсот лет истории России, которую вы также знаете лучше меня. Оставалась призрачная надежда, что со временем продолжатели рода или хотя бы кольцо всё же себя проявят. И вот надежда сбылась.

Броуди всем корпусом повернулся к Одинцову и торжественно заключил:

– То, что этот фамильный перстень передаётся в вашей семье из поколения в поколение, позволяет сделать вывод, что вы, мистер Одинцов, являетесь прямым потомком сэра Джона Ди по линии Артура и его русского сына.

Троице ещё раньше стало понятно, к чему ведёт Броуди. Штольберг рассказывал, что темплеры по заказу Вейнтрауба проследили родословную барона Одинцова от петровских времён, и британец добавил почти столетие до Петра. При этом, похоже, Броуди не знал, что Ева и Мунин – родственники Одинцова. «Неоткуда ему это знать, и не надо», – подумал Одинцов, а вслух сказал:

– Очень интересная история. Но вы не ответили на мой вопрос. Почему вас так интересует перстень? Вы занимались расследованием из личного любопытства или в рамках служебных обязанностей?

Одинцов не пытался выглядеть джентльменом. Компаньонов это по обыкновению коробило, но Броуди, кажется, был доволен такой прямотой.

– Расследованием, или, лучше сказать, – исследованием по моей просьбе занималась группа специалистов, которой руководил доктор Сакс. Поэтому он так отреагировал на ваше кольцо. А я имею честь возглавлять Фонд, созданный семейством Ротшильд. Моих учредителей интересует не столько сам перстень, сколько тайна, которую он обозначает. Сэр Джон владел Философским камнем – или рецептом его изготовления, поэтому мы склонны полагать…

– Я вас разочарую, – перебил Одинцов. – Мне достался только сам перстень. Никакой тайны при нём не было.

Улыбка тронула тонкие губы Броуди.

– Вы знаете, что такое мáйса ? – спросил он.

Клара пожала плечами, а Мунин, уставший от продолжительного молчания и подогретый вином, ответил за всех:

– Да, мы знаем.

– Тогда вам, вероятно, понравится майса, которую любят мои учредители. Триста лет назад в Польше жил Исраэль бен Элизер, основатель хасидизма. Ему дали прозвище Баал-Шем-Тов, то есть Добрый человек, знающий тайное имя Всевышнего…

Когда мудрый Баал-Шем-Тов предвидел надвигающуюся беду, он отправлялся в лес на особенное место, особенным образом разжигал огонь, читал особенную молитву – и предотвращал несчастье.

Одним из ближайших учеников Баал-Шем-Това был Магид из Межирича. Годы спустя с приближением беды он отправлялся на то же место в лесу и взывал ко Всевышнему: «Я не знаю, как правильно разжечь огонь, но я ещё могу прочитать молитву». И этого было достаточно – Магид молился, и беда отступала.

Его последователь Моше Лейб из Сасова в подобной ситуации шёл в лес и говорил: «Создатель! Я не знаю, как правильно разжечь огонь. Правильной молитвы я тоже не знаю. Я знаю только место». И этого было достаточно, чтобы в очередной раз произошло чудо.

Когда же годы спустя снова приблизилась большая беда, Исраэль из Ружина со слезами на глазах воззвал к Всевышнему. «Я не смогу отыскать в лесу нужное место, – сказал он. – Я не знаю, как правильно разжечь огонь, и не знаю правильной молитвы. Я могу только пересказать историю про Баал-Шем-Това с его последователями». И этого было достаточно.

– Видимо, мистер Броуди хочет сказать, что наш товарищ далеко не Джон Ди, но через много поколений он сохранил некоторые возможности, которых достаточно для разгадки алхимических секретов, – уточнила Ева для компаньонов на случай, если им было трудно разбирать лондонское произношение директора и сложные обороты.

– Прошу меня простить, – сказал Одинцов, поднимаясь из-за стола.

Он вышел из бара и позвонил французскому незнакомцу.

– Вы могли бы приехать в отель «Ренессанс» у вокзала Сент-Панкрас? Для меня сейчас это самое удобное место.

– Без проблем, – ответил француз. – Скоро буду.

Мунин за время недолгого отсутствия Одинцова принялся за новый бокал вина и рассуждал теперь на любимую тему – Броуди всё же успел потянуть его за язык.

– Возьмём, например, бумажные салфетки, – говорил Мунин, показывая салфетки на столе. – Знаете, когда они появились? В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году…

Британец приподнял брови.

– Всего-то?!

– Да, по историческим меркам это новинка, – согласился Мунин. – Но я о другом. Можно взять другое событие и другую дату. Казалось бы, всё ясно, вот документы! Но историки спорят. А почему?

– Стремятся к истине, – сказала Клара.

– Все учёные стремятся к истине, – пожала плечами Ева. – Математики, физики… Не только историки.

– Физикам достаточно эмпирического факта, – возразил Мунин, – а историкам важна нравственная интерпретация… Вы напрасно смеётесь, – добавил он, заметив улыбку вернувшегося Одинцова. – Скажем, физики открыли термоядерную реакцию и разработали ядерное оружие. Но как только его применили, физика превратилась в историю, которая требует моральной оценки…

Спор – это эмоции. Уважающие себя историки не спорят, они обмениваются сведениями. А спорить норовят те, кому ближе история для обывателей – то есть набор анекдотов о знаменитостях. Исторические анекдоты сочиняют бесчисленные политтехнологи с глубокой древности по сей день. Историки, которые пересказывают чужие анекдоты, в строгом смысле слова историками не являются, потому что пренебрегают главными критериями своей науки.

– Это какими же? – с профессиональной ревностью спросила Клара, и Мунин охотно пояснил:

– Для того, чтобы научным образом оценить факт, надо собрать все явления, которые для него значимы. Не те, которые удобны, а все, ничего не отбрасывая. Это первое. Второе: схожие факты надо оценивать одинаково, без двойных стандартов. Убийство – это убийство. Предательство – это предательство… И третье: для любого события должны быть выстроены убедительные причинно-следственные связи и определены мотивации участников. Тогда это наука. Конечно, дата появления бумажных салфеток – тоже история, но вспомогательная. А большая наука требует соблюдения критериев. Ты согласна?

Мунин строго посмотрел на Клару. Девушке пришлось согласиться, довольный историк прильнул к бокалу, а Броуди неожиданно поддержал разговор:

– Насчёт анекдотов и вспомогательной истории я вспоминаю такой случай. Все мы знаем, что при взлёте и посадке самолёты иногда сталкиваются с птицами. Для проверки лобовых стёкол кабины американцы придумали специальную пушку. Её заряжали тушками куриц и стреляли по стёклам со скоростью взлёта и посадки… Вы в Лондон добирались на самолёте или на поезде?