Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Лёка побагровела.

Она чувствовала то же самое, что чувствует человек, когда к самому сокровенному в его жизни прикасаются грязными руками. Вот вам и линялое платьице, и недалекая женщина, затюканная мать семейства. Ах, как опасно недооценивать людей…

Еремин посмотрел на нее и отвернулся, демонстрируя свой безупречный профиль, и от этого ей стало еще более горько.

— Володя, — кричал меж тем режиссер, — бери мегафон и становись на мое место! Будешь командовать… Эдмунд Адамыч, честное слово, если ты и на этот раз запорешь съемку…

— Я разрешаю вам меня расстрелять, — поспешно ответил оператор.

— Эдмунд, я серьезно… Смотри у меня!

Все засуетились, все разом пришло в движение.

«И это — кино… — думал изумленный Опалин, — ничего не понимаю…»

Темноволосая девушка с длинной шеей беззвучно плакала, отвернувшись к стене, и он видел, как вздрагивают ее плечи; но никто даже внимания на нее не обращал, словно так и было нужно.

— На аппарате — есть…

— Начали!

Стихает гудящая толпа. И где-то там наверху человек, распластавшись под канатом, протянутым между домами, начинает свой смертельно опасный путь.

Винтер рассчитывал на свою спортивную выучку, на боксерское прошлое — но не учел несколько существенных моментов.

Худому стройному Володе было значительно легче перемещать свой вес в воздухе, а немецкая дисциплина и методичность довершили дело. Режиссер же был крупнее, ему приходилось нелегко, и где-то на половине пути он неожиданно обнаружил, что силы иссякли.

Он повис в воздухе, цепляясь руками и ногами за проклятый канат, и нечаянно посмотрел вниз.

Там качалась улица, глазевшая на него пестрым пятном толпы — безликой и, как он внезапно осознал, враждебной.

Володя что-то кричал в мегафон, но у Бориса звенело в ушах, и он не мог разобрать ни слова. Собрав в кулак всю волю, он попытался ползти дальше — и вспотевшие ладони подвели его. Он сорвался и повис на страховочном тросе, тщетно пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь. В следующее мгновение он услышал, как трещит под его весом страховочный трос, готовый лопнуть.

Улица взорвалась беспорядочными криками, разлетевшимися в стороны, как стекло разбитой бутылки. Почему-то в это мгновение Борис не думал ни о жене, ни даже о дочери; не думал он и о работе, которую любил больше всего на свете и которой дорожил, несмотря ни на что.

— Мама, — вырвалось у него.

Страховочный трос лопнул, и Борис Винтер полетел вниз с высоты четвертого этажа.

У Матвея Семеновича выдался чрезвычайно хлопотный день.

Ему звонили по телефону, подстерегали в коридоре гостиницы, хватали за рукав на улице — одним словом, всячески досаждали, причем с одним и тем же набором реплик, которые он вскоре выучил наизусть.

— Ах, какой ужас! Что же теперь будет?

— Ну, — отвечал уполномоченный с непроницаемым видом, — что-нибудь таки будет. Непременно!

— Но ведь это же кошмар!

— Кошмар, — покорно соглашался Матвей Семенович.

— А как же фильма?

— Что — фильма?

— Ну после того, что произошло сегодня…

— Фильма в плане кинофабрики, значит, ее в любом случае закончат. В сущности, что изменилось? Земля продолжает вертеться, Крымкурсо [51] Крымкурсо — компания, которая в те годы занималась организацией туристических поездок по Крыму. по-прежнему возит приезжих в горы, море на месте, а нарзан всегда теплый.

И, завершив беседу сердечнейшей улыбкой, Матвей Семенович удалялся, меж тем как собеседник с изумлением смотрел ему вслед.

В конце концов, уполномоченному надоело отвечать на одни и те же вопросы, и он сбежал, что называется, куда глаза глядят.

Ноги привели его к живописному базару, на котором он купил кулек отборных лакомств для своего попугая. Побродив для приличия еще некоторое время по городу, Матвей Семенович решил, что теперь можно вернуться в гостиницу, но у входа столкнулся с взъерошенным и явно чем-то рассерженным Петей Светляковым, который вцепился в уполномоченного, как клещ.

— Матвей Семенович, вы уже слышали?

— Что именно я должен был слышать? — осведомился Матвей Семенович с изрядной долей сарказма, перекладывая кулек из одной руки в другую и поправляя кепку.

— Вот, даже вы не знаете! — воскликнул Петя. — Теперь, оказывается, у нас два режиссера — Голлербах и Мельников. Автомобильная погоня в горах, съемки на баронской даче — все им! А между прочим…

Матвей Семенович уже приблизительно представлял себе суть претензий собеседника, и чутье не обмануло уполномоченного.

— Между прочим, — обидчиво продолжал Петя, — я являюсь ассистентом режиссера! Я имею право руководить съемкой! Но нет, оказывается, у нас теперь снимают актеры… и даже сценаристы…

— Это не мое решение, — поспешно заметил Матвей Семенович, чтобы вернуть молодого человека на землю.

— Разумеется, не ваше, так распорядился Борис Иванович! Но, кажется, я имею право…

— Петр Антонович, — перебил его уполномоченный, которого этот разговор начал утомлять, — позвольте мне дать вам один совет. Если вам что-то кажется, то вы переведите дух и выпейте водички, а потом хорошенько подумайте. Может быть, то, что вам кажется, вовсе не кажется другим. Может быть, вам вообще кажется то, чего нет на самом деле. Вы меня понимаете? — внушительно добавил Матвей Семенович. — Борис Иванович делает то, что считает нужным, и он здесь главный. Если он назначил вместо себя не вас, а Голлербаха и Мельникова, значит, у него были на то свои причины.

Петя надулся.

— Интересно, что скажут в Москве, когда узнают о безответственном поведении нашего режиссера, — сухо заметил он. — Он придумал безумно рискованный трюк, совершенно не оправданный, и едва не погиб.

— Ну так не погиб же, а всего лишь сломал ногу. И потом, это была его нога, а не ваша. — Матвей Семенович прищурился. — К чему столько треволнений? Поверьте мне, Борис Иванович взрослый человек и прекрасно представлял себе все риски.

— Неужели? А то, что режиссер выбыл на неопределенный срок и теперь вместо него будут командовать два неподготовленных человека, ничего не значит? А если кинофабрика потерпит убытки? Кстати, вы не забыли, что на съемках присутствовал представитель прессы? Он вполне может устроить Винтеру разнос в газете…

— Сколько угодно, — хладнокровно парировал Матвей Семенович. — Если человек очень хочет оказаться на бирже труда, я таки не вижу смысла ему мешать.

Петя, очевидно, уловил в словах уполномоченного какой-то подтекст, касающийся не мнимого репортера Опалина, а лично его самого, потому что застыл на месте с открытым ртом.