Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Усилием воли отогнав соблазнительное видение, представшее перед его внутренним взором, — кружку прохладного пива, увенчанную толстой шапкой пены, — Казачинский двинулся следом за Опалиным. Яша семенил рядом, на ходу приноравливаясь к широким шагам своего нового товарища. Когда они покинули переулок, из-за облаков показалось солнце, и Спиридонов, не рассчитав момент, полыхнул вспышкой. Он сдавленно ругнулся, поняв, что пожег магний зря, и стал переустанавливать фотоаппарат, чтобы — как требовалось тогдашними правилами криминалистики — переснять труп с противоположной точки.

— Ах, какая неприятность, товарищи! Какая неприятность!

Управдом Петр Иванович Минускин не понравился Казачинскому сразу и бесповоротно. Этакий советский буржуа — в костюмчике, который шел ему как корове седло, и ботинках на толстой подошве. Сам весь округлый, плечи покатые, волос на голове три штуки, и из них две протянуты поперек ранней лысины в тщетной надежде хоть как-нибудь ее замаскировать. Физиономия лоснящаяся и хитрая, ни малейшего доверия не внушающая, интонации лизоблюдские, а в глубине глаз — тревога. Как бы чего не вышло — для Минускина, само собой; на остальных ему, разумеется, наплевать.

— Бедная Зоя… Какая неприятность, однако!

Черт возьми, с мрачной злостью помыслил Казачинский, неужели нельзя было как-нибудь устроить, чтобы вместо бедной девушки ухлопали вот этого мелкого паразита, который чужую смерть упорно именовал "неприятностью".

— Вы хорошо знали Зою Ходоровскую? — спросил Опалин у управдома.

— Ну, не то чтобы хорошо, товарищ, но по долгу службы, так сказать, приходилось сталкиваться… Дом у нас большой, вы же сами понимаете, сколько хлопот, сколько обязанностей…

— Где она жила?

— В коммуналке на третьем этаже.

— Соседи? — отрывисто бросил Опалин, которому, похоже, Минускин тоже не внушал особой симпатии.

— Соседи… — Минускин наморщил лоб, — всего в квартире четыре семьи в шести… нет, в пяти комнатах. Лучины, Герчиковы, Карасики и Ходоровские. — Чувствуя, что от него ждут продолжения, управдом прочистил горло и бодро зачастил: — Герчиковы занимают две комнаты, отец служит в "Экспортльне" на ответственной должности, супруга — там же, секретаршей числится. Сын и дочь учатся в университете… Лучины — муж работает на фабрике звукозаписи, жена — учительница, дети — школьники. Карасик — сторож на фабрике Марата. Ну, той, которая сладости выпускает…

— Зоя дружила с кем-нибудь из соседей?

— Мгм… Ну, может быть, с женой Лучина. Или с сестрой Карасика…

— Что за сестра?

— Обыкновенная, родная, — ответил Минускин с готовностью. — После пожара с детьми к брату переехала. Пожар — в смысле, сгорело их жилье, вчистую. Неприятно, конечно…

И опять это кошмарное словечко. Неужели он не чувствует, насколько оно неуместно?

— Скажите, а с кем-нибудь из соседей Зоя ссорилась? — спросил Петрович. — Было такое?

— Мне ничего об этом не известно, — подумав, ответил управдом. И добавил, судя по всему, вполне искренне: — Вообще она, знаете, хорошая девушка была… И совсем не склочная.

Насупившись, Юра слушал, как Опалин расспрашивает управдома насчет ключей и говорит, что ему необходимо осмотреть комнату убитой и поговорить с соседями.

— А из соседей-то никого сейчас и нет, наверное, — шепотом заметил Яша, обращаясь к Казачинскому. — Все на работе или учатся… Вообще, конечно, бандита надо искать, аналогичные дела поднимать.

— Какие-какие? — нервно переспросил Юра.

— Аналогичные. Ну, где кого-нибудь тоже застрелили на улице и ценности забрали. Начать с этого района… Затем соседние. Не исключено, что убийца — местный… Проверить всех рецидивистов в округе. Ну, вы понимаете…

Юра ровным счетом ничего не понимал, но смутно чувствовал, что у Опалина какая-то своя система, которой он придерживается, что он кусочек за кусочком выстраивает общую картину, как некую сложную головоломку, и что все эти вопросы — о конфликтах, о соседях, об окружении убитой — служат одной и той же цели: найти преступника.

— Скажите, а вы видели ее поклонников? — спросил Иван у управдома.

— Пару раз. Знаком не был. Ира о них говорила…

— Что за Ира?

— Ах, простите, я не сказал… Моя жена.

Судя по лицу Минускина, он уже раскаивался в том, что упомянул ее при представителях власти. Но Опалин, к удивлению Казачинского, расщедрился на обаятельнейшую улыбку, которая совершенно преобразила его замкнутое лицо с крупноватыми приятными чертами.

— Ваша супруга, наверное, была в курсе всех сердечных дел жильцов… Ну же, Петр Иванович! Мы в угрозыске давно привыкли, что жены управдомов знают все… Что она вам сказала об этих молодых людях?

— Понимаете, товарищ, — пробормотал Минускин, — я сплетен не люблю, и вообще никогда не прислушиваюсь… Мне в моей работе сплетни ни к чему. Но строго между нами… — Он даже понизил голос, словно речь шла о сведениях государственной важности, и у Юры невольно мелькнула мысль, что супруга-то держит своего благоверного на коротком поводке. — Ира думала, что Зоя может найти себе кого получше. Нет, и Копылов, и Судейкин — прекрасные ребята, комсомольцы… Но один с окраины, другой ютится где-то в общежитии… Я, конечно, говорил Ире, что это не наше дело…

— Копылов — это Никита, что ли? — прищурился Опалин.

— Он!

— А Судейкина не Василием зовут?

— Я вижу, вы все уже знаете, — вырвалось у пораженного управдома. — Вы… простите, вы кого-нибудь из них подозреваете?

— Этого я вам не могу сказать, — загадочно ответил Опалин.

Казачинский напряженно размышлял. Так… теперь, конечно, все более-менее проясняется. Любовный треугольник, имена и фамилии подозреваемых Опалин уже установил, теперь, наверное, они поедут на завод "Жиркости", будут… как это называется… производить арест…

Но пока что пришлось покинуть кабинет управдома с чахлым фикусом на окне, подняться по лестнице и под стук сапог вторгнуться в чужое пространство — небольшую (по московским меркам) коммуналку с общей вешалкой возле входа, на которой обмяк чей-то плащ и топорщился старый сложенный зонт со сломанной спицей. На стене висел древний телефонный аппарат — с наушником, который надо прикладывать к уху, и трубкой микрофона, вмонтированной в корпус.

Дверь комнаты Зои Ходоровской была, разумеется, заперта. Опалин и Петрович стали совещаться, и прозвучало новое и непонятное для Казачинского слово "понятые".