Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Иван Григорьевич, — взволнованно выпалил он, — я от дежурного узнал, куда вы направляетесь… какая удача, что я живу неподалеку! Тело в переулке, я не стал к нему подходить, там милиционер, ну и дворник с ним… Я тут кое с кем уже успел потолковать, убитую уже узнали, проблем с опознанием у вас не будет…

— Яша, — сказал Опалин после паузы, — ты же вроде дома должен быть, нет?

Незнакомец засопел, оставил ручку в покое и стал наливаться розовой краской. На вид ему было лет двадцать. Невысокий, тщедушный, черные волосы вьются мелким бесом, на длинном тонком носу с горбинкой — очки, из-под которых блестят умные, пытливые темные глаза. Тонкая шея с выпирающим кадыком, рот, пожалуй, крупноват и уши торчат, как у школьника. Впрочем, сейчас он и в самом деле чем-то напоминал школьника, который наткнулся на строгого учителя. На лацкане ладно скроенного светло-серого пиджака Яши пламенел комсомольский значок.

— Иван Григорьевич, честное комсомольское, вчерашнее не повторится… Я с непривычки… и эта рана у него на горле, как второй рот… — Яша содрогнулся при одном воспоминании о вчерашнем убитом. — Не могу же я сидеть дома, когда вы работаете… А что это за товарищ? — спросил он, кивая на Казачинского, и уставился на Юру с нескрываемым подозрением.

— Укротитель диких животных, трюкач и зубной техник, — проворчал Спиридонов, выбираясь из автомобиля в обнимку с фотоаппаратом. — Все зубы выдрал, всех зверей укротил, в "Чапаеве" снялся, теперь вот подался в уголовный розыск.

Тот, о котором он говорил, открыл было рот, чтобы напомнить, что он не снимался в "Чапаеве" и не был укротителем диких зверей, но что-то — может быть, инстинкт — подсказало ему, что спорить бесполезно, и он предпочел просто улыбнуться.

— Юра Казачинский — Яша Кауфман, — коротко представил сотрудников друг другу Опалин. — Пошли, посмотрим, в чем там дело…

— А почему петлицы зеленые, а не синие? — заикнулся было Яша, от которого не укрылся несообразный наряд нового коллеги, но никто не стал ему отвечать. Казачинский воинственно поправил фуражку и двинулся следом за Опалиным.

Она лежала возле стены, на боку, вытянув вперед одну руку, и если бы не странная застывшая поза — знак смерти, которая кладет конец всякому движению и ставит в жизни точку, — можно было бы подумать, что светловолосая девушка в темно-синем платье в мелкий цветочек просто потеряла сознание. Возле трупа переминались с ноги на ногу бородатый старик в дворницком фартуке и милиционер, крепко сбитый веснушчатый малый лет тридцати, который курил, пуская дым. Завидев Опалина, милиционер поспешно бросил папиросу и сделал шаг ему навстречу.

— Ларионов? — полувопросительно-полуутвердительно уронил Иван, поглядев ему в лицо. Милиционер, просияв, козырнул.

— Доброе утро, Иван Григорьич… Хотя какое оно доброе, конечно, — он оглянулся на труп и смущенно кашлянул.

— Ты окурок-то подбери, а то еще в улики попадет, объясняться придется, — негромко заметил Опалин. Ларионов поспешно нагнулся и, взяв окурок, отбросил его подальше. — Ну, что тут у нас?

Иван присел на корточки возле тела, поглядел на рану на груди — небольшое пулевое отверстие, из которого вытекло совсем немного крови. Это был один из тихих и ничем не примечательных полупереулков-полуподворотен, которые в изобилии водились в Москве до ее перепланировки. Издалека доносились шум большой улицы, гудение моторов и трамвайные звонки. Опалин поднял голову и обвел взглядом высокую обшарпанную стену, когда-то ограждавшую что-то вроде сада, старый сарай и пыльные липы с другой стороны и в конце переулка — глубокую лужу, в которой плескались воробьи. Время от времени кто-то из воробьев встряхивался и взлетал с задорным чириканьем.

— Застрелили, — сказал милиционер, зачем-то поясняя то, что и так было понятно. — Тело не трогал, осмотрелся на месте, подозрительных следов и оружия не заметил. Иных улик тоже не наблюдается…

— Шаповалов! — крикнул Опалин, поднимаясь на ноги.

Судмедэксперт подошел, наклонился над убитой. Фотограф тем временем устанавливал свой аппарат.

— Кто нашел тело? — спросил Иван.

— Дворник. — Милиционер указал на старика.

— Я ничего не трогал, — поспешно сказал тот. — Иду, гляжу — лежит и не шеволится. Подошел поближе — батюшки-светы! И вас сразу же вызвал. Мне неприятностей на надоть…

— Как зовут? — вмешался Петрович.

— Меня-то? — на всякий случай уточнил дворник. — Анисимов я, Макар Петрович. Сорок лет тут дворником служу. И при царе, и, значицца, без царя. — Он скромно кашлянул в кулак.

— Убитую знаете? — спросил Опалин.

— Как не знать, знаем, конечно. Зоя ее зовут. Зоя Ходоровская. Мы с ней в одном доме живем, — и он махнул рукой, указывая направление.

— Отчество Зои помните?

Дворник наморщил лоб.

— Васильевна, — сказал он наконец. — Да, точно. Васильевна.

— Раз уж вы жили с ней в одном доме, расскажите, что вы о ней знаете, — попросил Опалин, внимательно глядя на дворника. Тот задумчиво поскреб бороду.

— Ну… Хорошая девушка. Веселая, приветливая… То есть была, пока мать не умерла.

— Вот как? А мать у нее кто?

— Врать не буду, точно не знаю. Они вместе в этой… как ее… "Жиркости" работали. — "Жиркостью" назывался трест по производству косметики, который объединял несколько фабрик. — Пахло от них всегда приятно — одеколоны разные, мыло. А потом мать какой-то ржавой скрепкой укололась, ну, случайно. Внимания не обратила, а у нее заражение крови началось… В общем, померла она.

— А отец Зои чем занимается? — спросил Петрович.

— Чем он может заниматься? — пожал плечами дворник. — Умер он давно. Хворый он был, все на сердце жаловался. К врачам ходил, да только не помогли они ему. И главное, не от сердца умер, а от воспаления легких. Тогда зима суровая была…

— Братья-сестры у Зои есть? — поинтересовался Опалин.

— Нет. Она одна осталась.

— Поклонники?

— Были, — оживился Макар. — Она девушка видная, ну… Ходил к ней сначала один с фабрики, потом другой.

— А конкретнее?

— Вам имена нужны? Первого Васей звали, второго — Никитой. Да, верно: Никитой. Вася блондин, а Никита совсем даже наоборот. Он пиво уважает, ну а Вася больше водочку.

— Откуда такие сведения? — не удержался Казачинский.

— Так я слышал ее разговоры с ними, — ответил дворник, с недоумением косясь на его зеленые петлицы. — Ни-ни, не подслушивал, конечно, просто так получилось. Она с Васей из-за того и рассталась, что он излишне водочку уважает. Никита-то ей больше подходил, конечно.

— Ссорилась? — деловито спросил Петрович.