Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

На следующее утро Максим Александрович Басаргин шел по коридору трудового дворца и думал о том, что когда-то в этом здании помещался Опекунский совет, в котором Чичиков собирался заложить мертвые души. Это обстоятельство, к которому писатель то и дело мысленно возвращался, наполняло его сложной смесью ощущений, в которые ему нравилось погружаться и вдохновенно развивать. Сейчас, например, он представил, что все нынешние обитатели дворца — те самые мертвые души, которые только притворяются живыми и обсуждают починку примусов, адреса модисток и хвосты возле продовольственных лавок. Вот мимо прошла мертвая душа какого-то профсоюзного деятеля, сидящего в том же крыле, что и сотрудники "Красного рабочего", а вот — не угодно ли — весельчак Фарбман из отдела юмора: тощий как спичка, губы всегда изогнуты в улыбке и, конечно, очередная шутка уже готова с них сорваться.

— Максим, зацени! — кинулся к писателю Фарбман и продекламировал: — Даже безбожнику можно вышивать крестиком. Ну, как? — спросил он обычным голосом.

— Где-то я уже слышал что-то подобное, — сказал писатель довольно сухо.

— Ладно, — не стал спорить собеседник. — А вот еще. "Подвели итоги?" "Нет, итоги меня подвели". Звучит?

— Это лучше, — согласился Басаргин.

Он незаметно ускорил шаг, чтобы отвязаться от собеседника, но у Фарбмана оказался припасен еще один, последний козырь.

— Заведующий тебя искал, — сказал юморист. — Зайди к нему. Дело, кажется, срочное…

"Значит, все-таки пошлют меня брать интервью у Горького, — мелькнуло в голове у Басаргина. — Боже, как это все ужасно. Он ведь был живым писателем когда-то, с Чеховым общался, с Куприным. Как же он позволяет делать из себя чугунный монумент? Не постигаю…"

Он подошел к двери кабинета заведующего и, узнав доносящийся изнутри визгливый женский голос, поморщился и даже убрал руку от ручки. В следующее мгновение дверь распахнулась.

— Я этого так не оставлю! — проверещала на прощание Теплякова. Ее тонкие губы недобро кривились, мышцы на шее напряглись, и стала она казаться не самой обыкновенной женщиной чуть за сорок, а чуть ли не древней старухой. — Я буду жаловаться! Вы не смеете сокращать мою рубрику!

— Это решение редколлегии, а не мое! — Поликарп Игнатьевич возвысил голос. — И читателям ваша рубрика не нравится…

— Ну, конечно же! Как же я не догадалась…

Она метнула злобный взгляд на Басаргина и прошла мимо него, каждой клеточкой своего организма источая ненависть. Писатель вошел в кабинет и тщательно притворил за собой дверь.

— Я не вовремя? — спросил он.

— Напротив, Максим Александрович. Садитесь…

Обычно Поликарп Игнатьевич не тратил слов попусту, и сотрудники выслушивали его стоя. Когда он предлагал садиться, это означало, что разговор предстоит длинный и трудный. Писатель напрягся.

— Садитесь, садитесь, — поторопил его заведующий. Он прошелся по кабинету, большому, но захламленному, и у Басаргина впервые мелькнула мысль, что крупному, могучему человеку должно быть тут тесно и неуютно, как в клетке. "Все вздор, — тотчас поправил себя писатель, пытаясь устроиться поудобнее на жестком казенном стуле, — это я чувствую себя в редакции как в клетке, а для него это смысл жизни, отними его — и он умрет".

— Мы вчера с вами говорили насчет интервью, — начал Поликарп Игнатьевич, проводя широкой ладонью по затылку. — Так вот…

"Черт бы его побрал, вашего Горького".

— Интервью с Горьким, — продолжал заведующий, — если помните. Словом, можете о нем больше не беспокоиться — я пошлю Черняка. А для вас есть другое задание.

— Я слушаю, — пробормотал Басаргин.

— На вторую полосу, для рубрики "Жизнь столицы", нужны очерки о работе уголовного розыска. Чтобы, так сказать, не только в хронике, а вообще… Важное и нужное учреждение. Что мы о нем знаем? Да ничего. Тут как раз подвернулся этот… вчерашний…

Обычно заведующий изъяснялся куда более гладко, а тут он путался, без нужды комкал фразы и, видно, не знал, как приступить к главному. Он произнес еще несколько бессвязных выражений и, наконец, подошел к сути:

— Мы договорились с начальством в Большом Гнездниковском, что один из наших сотрудников какое-то время побудет со вчерашним агентом и понаблюдает за его работой. И этим сотрудником будете вы.

Тут Максим Александрович понял, что зря он отказался брать интервью у Горького. Прямо скажем, писателя этого Басаргин презирал, но мысль о том, что теперь ему придется сопровождать Опалина во время его расследований, видеть неприглядную изнанку жизни общества и после выдать по заказу бодролживый очерк, была еще тягостнее.

— Поликарп Игнатьевич…

— Вы что-то имеете против?

Действительно, почему хрустальная ваза должна быть против, если ей оказывают честь и используют как ночной горшок? Прямо удивительно, какие у вазы могут быть претензии.

— Я не умею писать об угрозыске, — попытался воззвать к здравому смыслу Басаргин. — Послушайте, почему бы не поручить это Матюшину…

— Чтобы он выдал очередной перл вроде "убитого насмерть"? Давайте так, Максим Александрович. С вас статья в сто строк…

Сто строк означали приличный гонорар. Писатель притих.

— Нет, — поправил сам себя заведующий, — сто строк, конечно, мало. Давайте так: три очерка по сотне строк каждый. В течение… ну, допустим, пяти-шести дней. Тема — откуда берутся агенты угрозыска, как они работают, какие сложности бывают в этой профессии…

— Сложности известные — убить могут в любой момент, — не удержался Басаргин.

— У нас рабочая газета, Максим Александрович, — напомнил собеседник, нахмурившись. — Рабочие, знаете ли, тоже гибнут на производстве… Да и вообще, никто, простите, ни от чего в этой жизни не застрахован…

Три очерка. Сопровождать Опалина, который только вчера… И какая сверхъестественная скорость: уже сговорились с начальством МУУРа, все решили. Поразительно, просто поразительно!

— Опишите пару случаев, с которыми вы столкнетесь… то есть он столкнется, — продолжал развивать свою мысль гигант. — Хорошо бы, чтобы это были законченные расследования. Как находят преступника, какие методы используют…

— Беспалов скажет, что я отнимаю его хлеб, — буркнул писатель.

— Беспалов пишет совсем о другом. У него суд, обстоятельства дела уже выяснены, вопрос только в том, какое наказание понесет преступник. У вас — как, собственно, этого преступника ищут. Ну, там, отпечатки пальцев, улики разные, или с собакой идут по следу…

Тут Басаргин весьма юмористически представил себе, как Опалин мчится по следу злодея, сидя верхом на огромной собаке, в то время как сам Максим Александрович летит по воздуху, уцепившись за ее хвост. "Одной рукой держусь за хвост, другой записываю в блокнот… а в чем держу блокнот? В зубах, очевидно… Или нет: зубами держусь за хвост, а сам пишу на лету…"