Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Снаружи сентябрьский день обернул его в тот особенный бархат ранней осени, когда еще не верится, что лето прошло, воздух чист и прозрачен, а листья едва золотятся. Но в трамвае, на который сел писатель, уже не было ни осени, ни бархата, ничего, кроме злобы, безнадежной, как прогорклое масло. Одна гражданка наступила другой на ногу, и они едва не вцепились друг другу в волосы. Потом в вагон влез гражданин с живым поросенком.

— Со свиньями нельзя, нельзя со свиньями! — заверещала вагоновожатая.

Но гражданин проявил чудеса изобретательности: он клялся, что ему проехать "совсем немножечко", совал всем своего поросенка, божился, что это не поросенок, а почти что человек, потому как не глупее некоторых двуногих, и даже выразил готовность заплатить за отдельный билет. Также гражданин сообщил вагоновожатой, что она ужас какая красавица и точь-в-точь похожа на девушку, в которую он был когда-то влюблен.

"Вот ведь люди, — подумал писатель, когда настырный гражданин добился-таки своего и остался в вагоне, — ему говорят, что нельзя, а он гнет свою линию и, хоть и действует самыми примитивными методами, оставляет всех в дураках… А может быть, так и надо? Идти напролом, даже если…"

Тут поросенок некстати вспомнил, что у него есть голос, и начал отчаянно визжать, молотя по воздуху розовыми копытцами. Публика, которая ранее была настроена скорее сочувственно, возмутилась и обрушилась на вагоновожатую. Зачем свинью пустили в вагон? Это безобразие! Куда только милиция смотрит? Есть же правила, которые запрещают перевозку животных в трамваях!

— Понаедут из деревни и ведут себя как дома! — негодовала соседка Басаргина. Сама она, кстати, выглядела как типичная деревня.

Писатель был почти счастлив, когда пришло время выходить. Он добрался до Большого Гнездниковского переулка, толкнул дверь, выкрашенную казенной коричневой краской, и через несколько шагов уперся в стол дежурного.

— Гражданин, вам кого? — спросил тот, смерив посетителя пристальным взглядом.

— Я из "Красного рабочего", — с достоинством ответил Басаргин, предъявляя удостоверение. — К товарищу Опалину.

— Обождите, — буркнул дежурный и стал кому-то звонить. — Терентий Иванович, тут репортер… Ага, ага…

"Нет, его не Терентий Иванович зовут, а Иван Григорьевич, — вспомнил Басаргин. — Интересно, а Терентий Иванович — кто?"

Но тут явился Опалин собственной персоной, необыкновенно сосредоточенный и одетый в полную форму угрозыска, то есть гимнастерку с зелеными петлицами, брюки галифе и сапоги. На голове у него была фуражка.

— Ваня, тебя гражданин дожидается, — сказал дежурный, глазами указывая на Опалина. — Из газеты.

— Вижу, — коротко ответил помощник агента угрозыска и бросил Басаргину: — Пошли.

— Куда? — необдуманно спросил Максим Александрович.

— Ну ты же хотел посмотреть, как мы работаем? Вот и увидишь.

Переход на "ты" Басаргину не понравился, но он пересилил себя и спросил:

— А где остальные?

— Кто?

— Ну, — протянул Максим Александрович, лихорадочно вспоминая все, что ему попадалось раньше о расследовании преступлений, — доктор, который устанавливает время смерти… дактилоскопист…

— У нас утопленник, — хмыкнул Опалин, — в морге будут делать вскрытие, все напишут в заключении, а отпечатки пальцев — не факт, что их получится снять с трупа. Неизвестно, сколько он в воде провел.

— Так что, вы один всем занимаетесь? — недоверчиво спросил Басаргин.

— Угу. Людей у нас не хватает, — пояснил собеседник, — текучка большая, плюс некоторые еще в отпусках.

— А почему текучка?

— Потому, — отрезал Опалин, и по тону стало понятно, что тема ему неприятна. — Ты об этом писать собираешься?

— Ну… да, наверное.

— Ну вот и напиши, что в угрозыске сверхурочные оплачивают со скрипом, а нам приходится сидеть в засадах, проводить облавы и вообще много чего. В милиции не лучше: платят еще меньше, а требуют больше, чуть что — под суд отдают, а если сволочь какая-нибудь милиционера ударит, ей за это ничего не будет, штраф три рубля заплатит, и все. Вот люди и уходят. Да, я спросить тебя забыл: ты мертвецов не боишься?

— Нет. Я на врача учился.

— Да? И где?

— В Киевском императорском университете, — необдуманно ответил Басаргин и тотчас же об этом пожалел. Вечно тянет его какой-то бес за язык, и сколько раз его Варя умоляла не дразнить гусей…

Но гусь Опалин даже ухом не повел. Он двинулся к выходу, и писатель волей-неволей последовал за ним.

— Нам к храму Христа Спасителя, недалеко от него тело выловили, — сказал помощник агента угрозыска. — Если никто из ребят не согласится отвезти, придется на трамвае ехать.

— У вас же машины есть, — несмело заметил Басаргин.

— Да, но мало. На всех не хватает.

Опалин отправился общаться с шоферами. Двое были заняты, третий ждал начальство, и только четвертый согласился подбросить их до храма.

— Залезай, доктор! — весело крикнул Иван, ловко запрыгивая в открытый автомобиль.

Басаргин сел и, не удержавшись, весьма юмористически стал рассказывать о том, как ехал сегодня в трамвае с гражданином, которого пустили в вагон с поросенком.

— Карманы проверил? — поинтересовался Опалин.

— При чем тут это? — удивился Максим Александрович.

— Да при том, что это мог быть отвлекающий маневр. Один лезет в вагон с поросенком, а другой в это время карманы обчищает, пока все смотрят на первого.

Изменившись в лице, Максим Александрович стал проверять, на месте ли его вещи, но вскоре успокоился, обнаружив, что ничего не пропало.

— Я смотрю, у тебя большой опыт, — заметил он, поглядывая на Опалина. Машина мчалась вдоль реки, шофер зорко следил за дорогой, ветер бил в лицо. — Часто приходится работать в одиночку?

— Я от работы не бегаю, — усмехнулся Иван.

Оставив храм позади, автомобиль затормозил возле небольшой толпы из дюжины зевак, которую сдерживал молодой милиционер в белой форме.

— Ваня, — сказал шофер, обернувшись, — ждать тебя я не смогу, так что сам понимаешь…

— Все нормально, — успокоил его Опалин и, не открывая дверцу, перепрыгнул через нее на тротуар. Басаргин чинно вышел со своей стороны.

— Где труп? — спросил Иван у милиционера после того, как представился и показал удостоверение. Вместо ответа тот кивнул на нечто, прикрытое грязной рогожей. В нескольких метрах от нее перекатывались серо-голубые волны Москвы-реки.

Опалин подошел к груде, откинул край. Басаргин приблизился и поглядел на то, что не так давно было человеком, а сейчас превратилось просто в мертвое тело. Парень, светлые волосы, мелкие черты лица, довольно приятные, на вздернутом носу веснушки, в воде пробыл недолго — не больше суток, подумал Максим Александрович. Шея была перерезана от уха до уха, рубашка густо заляпана пятнами крови, которые размыла вода, но следы все равно остались. Опалин поглядел на рану на шее и нахмурился.