Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Знаете его? — зачем-то спросил писатель, машинально переходя на вы.

— Нет.

Опалин стал ощупывать карманы жертвы. Ничего, ни единой зацепки. Обуви на убитом не было. Иван стал возиться с пуговицами рубашки убитого, расстегнул ее, осмотрел грудную клетку и руки, потом перевернул труп, осмотрел спину и стал изучать голову. "Это он другие повреждения ищет, — сообразил писатель. — Били ли его до того, как перерезали горло, или нет… Вообще всем этим должен заниматься специальный медик. А фотографирование? Ведь место преступления надо сфотографировать, и жертву тоже. Поразительно, просто поразительно. Ни фотографа, ни врача, всем занимается один человек, которому, наверное, и двадцати нет. Как угрозыск кого-то может найти при таком уровне криминалистики?"

— Зарезали из-за сапог? — вслух предположил Басаргин.

— Может быть, — буркнул Иван. Выражение его лица ставило писателя в тупик, и мысленно Максим Александрович попытался расшифровать его. Нет, не отвращение и не скука от рутинного момента непростой работы. "Он пытается определить, — мелькнуло в голове у Басаргина, — кем может быть жертва, хотя бы приблизительно… Студент? Рабочий? На уголовника убитый не похож, а впрочем…"

— И как же вы будете устанавливать его личность? — спросил он.

— Как? Ну, во-первых, есть заявления о без вести пропавших. Во-вторых, можно дать описание трупа в вашей газете…

— Вам не кажется, что его убил профессионал? — рискнул спросить Максим Александрович.

— Кажется, доктор. Еще как кажется.

Обращение "доктор" Басаргину не слишком нравилось, но спорить он не стал. Писатель отошел на несколько шагов и закурил, а Опалин отправился к милиционеру и стал расспрашивать его об обстоятельствах, при которых нашли тело.

— Я его заметил, мне показалось, что еще живой… Я стал кричать: "Гражданин, что вы там делаете, вылезайте!" Лодка проплывала мимо, рыбаки помогли его вытащить… Это же ужасно, ему, наверное, столько же лет, сколько мне…

Опалин поглядел на взволнованное лицо собеседника — своего ровесника, волею судеб попавшего в ряды советской милиции — и подумал: можно ему сказать, чтобы взял себя в руки. Но врать Иван не любил, особенно тем, кто был на одной с ним стороне.

— На нашей работе, — проворчал он тоном умудренного старца, — еще и не такого наглядишься… Расходитесь, граждане! — добавил он, поворачиваясь к зевакам. — Ничего интересного вы тут не увидите…

Приехала машина — забрать тело, и Опалин, уточнив, что труп увезут в морг второго МГУ, вернулся к Басаргину, который ходил по берегу, дымя папиросой.

— И что теперь? — спросил писатель.

— В смысле?

— Ну, вот ваши действия. Нашли убитого, выясняете его личность, а дальше?

— Дальше? Как обычно. Где жил, с кем общался. Какие конфликты были.

— А если бандиты на улице напали, убили, сняли сапоги и вещи забрали? Ведь у него не только обуви нет, но и вообще ничего в карманах.

— Будем бандитов искать. — Опалин усмехнулся. — Непонятно только, зачем они его до реки дотащили. Обычно, если убивают прохожего на улице, там и оставляют. Труп с собой таскать — веселого мало вообще-то.

— А Колоскова так же искать будете? Где жил, с кем общался…

— Наверное, — спокойно ответил Опалин. — Но Колоскова мне не отдадут, этим делом другой займется, когда на работу выйдет. Меня просто послали народ у него на работе опросить, что да как.

Значит, Поликарп ошибся, решив, что помощник агента угрозыска будет расследовать исчезновение зама. Но из этой ошибки вырос заказ на три очерка по сто строк каждый, перспектива починки зимней одежды для Вари и вообще…

— Ладно, — сказал писатель, докурив папиросу и затоптав окурок. — Куда теперь?

На следующее утро Басаргин сидел за своим столом в кабинете сотрудников "Красного рабочего" и, растирая пальцами лоб, смотрел на лежащий перед ним белый лист.

Лист этот звал к свершениям, а точнее, соблазнял набросать хотя бы один очерк из трех, обещанных заведующему. Но дело не клеилось, и проблема заключалась вовсе не в том, что у Максима Александровича не было материала. Напротив, его-то как раз имелось с избытком, но умудренный горьким опытом писатель предчувствовал, что Поликарпу Игнатьевичу вряд ли придется по вкусу описание того, чему вчера Басаргин был свидетелем.

Взять хотя бы труп неизвестного с перерезанным горлом, вытащенный из реки. Убили, вероятно, бандиты, но пока ничего толком неизвестно.

"Простите, Максим Александрович, — почти наверняка скажет заведующий, — но читатели захотят узнать, кто он и как тело попало в реку. Вы посмотрите, как пишет свои очерки Беспалов: выпукло, сжато и так, что все ясно. А у вас…"

Разумеется, тут Басаргин мог сослаться на то, что расследование еще не закончено, — и вообще, после первого дела их вчера почти сразу же перебросили на второе. Здесь фигурировал труп новорожденного в мусорном ящике, причем Максим Александрович сразу же сказал Опалину, что ребенок родился здоровым, а потом его задушили.

Следует отдать молодому помощнику агента должное: он в рекордные сроки провел дознание и установил, кто был матерью младенца. Неграмотная деревенская деваха, явившаяся в Москву на заработки и устроившаяся в домработницы. Ну-с, то-се, закрутила роман со знакомым хозяев, и пожалуйста — ребенок. Аборт — дорого, будущий отец заявил, что знать ее не желает, а в деревне у нее жених. Хлюпая носом и утираясь рукавом, мать призналась в том, что тайно родила ребенка и тут же его придушила. Но в глазах у нее (Басаргин присутствовал при допросе) не было ни капли раскаяния, да что там — даже понимания, что она совершила нечто ужасное. И когда ее уводили милиционеры, она завыла, стала истерически трясти головой и рыдать словно по некой роли, которую полагалось играть на публике.

"Ну, опишу я эту историю, так Поликарп первый скажет — мрачно, вы сгущаете краски, Максим Александрович, по вашему тону чувствуется, что вы народ ненавидите. И буду я, чувствуя себя последним идиотом, объяснять ему, что ненавижу детоубийц, потому что есть вещи, которые прощать нельзя, а он станет меня поучать, что надо быть снисходительным к представителям масс, которых веками угнетали… Тьфу!"

Третьим делом, на которое вчера попал Басаргин, было еще одно убийство. В подворотне в луже крови нашли труп женщины. Дворник стал рассказывать Опалину, кто она и откуда, а жители соседних домов — возмущаться, что местные хулиганы совсем распоясались, и тут труп вопреки всем законам мироздания заворочался, приподнялся и стал заплетающимся языком крыть всех последними словами.

— Нет! — воскликнул Ракицкий, когда писатель полчаса назад рассказал ему эту историю. — Такого, простите, быть не может… Вы все выдумали!