Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Да… да.

— Чем занимался ваш брат?

Соня поняла — и лицо ее разом побледнело, словно вся кровь отхлынула от него.

— Нет, — пробормотала она, тряся головой, — нет…

— Сядьте, — сказал Опалин.

Она едва слышала его слова, но он пододвинул стул, и машинально она опустилась на него. Не зная, куда девать снимок, Басаргин положил его на стол.

— Я кое-что читала про угрозыск, — заговорила Соня безжизненным голосом, — вы не занимаетесь несчастными случаями. Его убили?

Опалин не стал уточнять, что иногда им приходится заниматься и несчастными случаями тоже — это было несущественное и никому здесь не нужное уточнение, — и просто сказал "да".

— Как? — сдавленно спросила она, словно голос ей отказывал.

— Зарезали. — Иван благоразумно удержался от описания подробностей. — Вам или кому-то из близких придется приехать для опознания тела.

— Я знала, я знала, — забормотала Соня, раскачиваясь на стуле, — я знала, что она не доведет его до добра. Я ему говорила! — Она зарыдала. — А он меня не слушал! Он никогда меня не слушал…

Дверь заскрипела. Басаргин поднял глаза и увидел на пороге маленькую, совершенно седую и очень худую старушку. Дыханием вечности повеяло на него — как написал бы, наверное, будущий знаменитый писатель Степан Глебов. Да! В этом деревянном домике на московской окраине, который держался на одном честном слове, Максим Александрович по-настоящему почувствовал, что такое дыхание вечности, и, по правде говоря, даже немного опешил. Бесцветные глаза смотрели сквозь него, на желтоватой шее висел простой медный крест — в 1928 году, прямо скажем, не каждый отваживался носить его на виду.

— Бабушка, — бросилась к ней Соня, — его убили, убили! Его убили, бабушка…

— Ну, ну… — слабо бормотала старушка, гладя ее по голове сморщенной рукой, — эх… Я знала, что его больше нет, только тебе не стала говорить… Он мне ночью приснился… как, бывало, мать твоя снится…

— Я тоже поняла, — сквозь слезы ответила девушка, — его голуби ужасно волновались… Никогда они так не курлыкали…

Больше всего Басаргин боялся того, что Опалин заведет сейчас какую-нибудь неуместную речь в духе того, что суеверия — вздор и полагаться на них нельзя, или начнет с апломбом вещать о том, что животные ничего не чувствуют, а сны ничего не значат. Но как бы ни думал помощник агента угрозыска, мысли свои он оставил при себе и не мешал женщинам выплакаться. Остро чувствуя, что он тут совершенно лишний, Басаргин сделал несколько шагов по комнате. Он нет-нет да бросал взгляд в окно, за которым на грядке тосковали подсолнухи, свесив золотые головы. Бело-рыжий кот сидел, притаившись в траве, — очевидно, только и ждал удобного момента, когда можно будет прошмыгнуть в дом и забраться на чердак.

— Соня, чем занимался ваш брат? — спросил Опалин, когда девушка немного успокоилась, отлепилась от бабушки и стала искать платок.

— Чем он мог заниматься? Работал, — вздохнула Соня. — В слесарной мастерской.

Бабушка отряхнула пыль со стола и двинулась к двери, мелко переступая.

— Поставлю самовар, — сказала она и вышла.

— Ваш брат слесарь, значит, был?

— Ну да.

— А подробнее можно? Слесари ведь разные бывают.

— Он хороший был слесарь, — ответила Соня с несчастным видом. — Рукастый! Любую деталь мог выточить. На работе его хвалили… Все ручки в доме — его работа. И замки тоже…

— Замками он тоже занимался?

— Ага. Замки, ключи, все, что хотите. Я же говорю, он хороший был… — Она готова была снова заплакать, и Басаргин отвел глаза.

— Вы сказали: "Она не доведет его до добра", — негромко напомнил Опалин. — Вы имели в виду кого-то конкретного?

— Да. Ее Норой зовут, — ответила девушка с отвращением, вытирая платком щеки.

— А она кто?

— Не знаю. Шляпка у нее модная, в кольцах ходит. Я ее только один раз видела. Мы всегда все рассказывали друг другу, а о ней он мне ничего не говорил. И вел себя странно… Я чувствовала, что что-то не так. У него секреты от меня появились… Он ее карточку доставал и насмотреться не мог…

— Давайте сюда карточку, — сказал Опалин. — Или он ее с собой носил?

— Нет. Она в его вещах должна быть.

Соня сорвалась с места и метнулась в другую комнату. Волей-неволей Опалин и Басаргин последовали за ней. Стол с несколькими номерами "Красного рабочего", стул, кровать, перед ней вышитый половичок. Соня отчаянно стала рвать ящики из пазов — они не поддавались. Она сломала ноготь, но выдрала один ящик, затем другой, опрокинула на кровать и стала перебирать содержимое. Галстук, коробка от дорогих папирос, несколько фантиков, бритвенный прибор, зеркальце к нему, всякие мелочи. Никаких фотографий — ни одной. Изменившись в лице, Соня стала разворачивать и трясти газеты.

— Я же видела… — бормотала она. — Он в столе ее хранил!

— Может быть, взял фото с собой? — не выдержал Басаргин.

— Зачем? Оно довольно большое, его неудобно носить…

— Фамилия фотографа там стояла? — вмешался Опалин. Соня кивнула. — Как фотографа звали?

Но Соня не помнила. Она повалилась на кровать, закрыла лицо руками и зарыдала.

— Доктор, принесите воды, — распорядился Опалин. И Максим Александрович побежал за водой.

"Бедная девушка, бедные старики… Что же теперь с ними будет?"

Он принес воду, и Соня выпила ее, лязгая зубами о стакан. Она немного успокоилась, и к ней вернулась ясность мысли.

— Я не могу понять, куда делась фотография, — призналась она.

— У вас нет собаки? — спросил Опалин.

— Была, но ее сосед застрелил. Это его кот к нам шляться повадился.

Собеседник пожал плечами.

— Либо кто-то влез в дом и забрал ее, либо ваш брат унес ее с собой. Когда вы его видели в последний раз, что он говорил? Может быть, упоминал, куда собирается?

— Я же говорю, он от меня таился! — с отчаянием воскликнула Соня. — Если бы я знала, разве бы не сказала…

Но Опалин не отступал, и они стали перетряхивать обрывки воспоминаний, пытаясь зацепиться хоть за что-то.

— Сказал: вы меня не ждите, я у Никиты заночую… — вспоминала Соня.

— Что за Никита?

— Приятель его, Телегин… Он на Большой Садовой живет. Да не ночевал брат у Никиты, Коля просто так говорил, когда собирался у нее остаться…

— Допустим, но почему вы так уверены, что в ту ночь ваш брат у него не появлялся? Вы звонили Никите, спрашивали?

— Да какое звонили, тут до ближайшего телефона пока доберешься… — Соня тяжело вздохнула. — Нет, я прямо к нему поехала, на Большую Садовую. И с ним говорила, и с дворником ихним, и с соседом. Все мне сказали, что Коля не приходил… вот тут я испугалась…

Опалин заговорил о Норе, и опять стали вытаскивать из памяти обрывки, перебирать их, искать хоть какой-то след. Басаргин, не удержавшись, вышел покурить, тем более дождь уже кончился и снаружи можно было находиться без всякого ущерба для здоровья или одежды. "Какой терпеливый, въедливый ум… — размышлял писатель об Опалине. — И не жаль ему кружить, по сто раз задавать одни и те же вопросы, возвращаться к тому, что его интересует… Почему он так прицепился к этой пропавшей фотографии? Ведь можно же вообразить ситуацию, что убили из-за сапог, ну заодно и кошелек украли… И тогда получается, он просто зря тратит время со своими расспросами".