Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Лефортовский морг, — хладнокровно сообщил он в микрофон. — А? Что? Какая редакция? Нет здесь никакой редакции. Пожалуйста, гражданин… Куда вы трупы-то тащите? Не надо их друг на друга складывать! — прокричал он, немного отодвинув трубку от уха.

Должанский усмехнулся, но тут дверь отворилась, и на пороге возник Глебов с трубкой в зубах.

— Капитан пришел, — сказал Басаргин. — Какие новости, капитан?

Глебов вынул изо рта трубку и поглядел на нее так, словно видел в первый раз.

— Вы никому не скажете? — спросил он неуверенно.

— Само собой, — ответил за писателя Должанский. — Что там? Колосков удрал?

— Похоже на то, — ответил Глебов, с изумлением косясь на него. — Но не один, а с деньгами редакции.

— И сколько он украл?

Глебов оглянулся на дверь и, тщательно притворив ее, зашептал:

— Никто не знает, но Оксюкович ходит с траурным лицом. Думаю, дело серьезное…

— Подождите, — вмешался Басаргин. — Если украл Колосков, то почему главред волнуется? Он всегда может сказать, что ничего не знал…

— Он же своего пасынка протолкнул в газету главным бухгалтером, — негромко напомнил Должанский. — Будь я ГПУ, у меня бы возникли вопросы…

— П-почему ГПУ? — нервно спросил Глебов.

— А почему нет? Если растрата большая, вполне могут заинтересоваться… Ну, Степа? Сколько в кассе не хватает? Только не говори, что ничего не знаешь, зря, что ли, ты к дочке главреда клинья подбиваешь…

— Да не знаю я! — рассердился Глебов. — Пойми, мне неудобно… Оксюкович хорошо ко мне относится. Я не могу расспрашивать его о таких вещах!

Дверь распахнулась. На пороге стоял Беспалов, и по тому, как блестели его глаза, писатель сразу понял, что репортера распирает от новостей, которыми он жаждет поделиться.

— Сплетничаем, значит, а меня не позвали? Нехорошо, товарищи! Безответственно поступаете! Безнравственно даже…

— Какие сплетни? — делано удивился Должанский. — Мы обсуждаем международное положение. Чем Штреземан отличается от Чемберлена [71] Густав Штреземан (1878–1929) — немецкий политический деятель; Невилл Чемберлен (1869–1940) — премьер-министр Великобритании. …

— Чем могут отличаться два буржуя? — в тон ему ответил Беспалов. — Поражаюсь я, товарищи, вашей политической близорукости! И потом: что нам до таких мелочей, когда товарищ Склянский застрелился?

— Это тот, который навязал нам Колоскова? — недоверчиво спросил Басаргин.

— Он самый. Давно уже ходили слухи, что он не удержится, но никто не думал, что он сам взведет курок.

— Странно, — заметил Должанский.

— Что именно? — обернулся к нему Степа.

— Да то, что такой ловкач взял и застрелился. — Петр Яковлевич прищурился. — Как-то это не вяжется с тем, что мне про него известно.

— От тебя, Петя, ничего не скроешь. — Беспалов пригладил лысину и улыбнулся. — Он, кажется, хотел себя только ранить — ну, чтобы разжалобить товарищей по партии и они от него отвязались. Но сынишка с воплем вбежал в комнату, папаша от неожиданности дернулся, нажимая на спуск — и пуля не просто пробила плечо, а прошла через легкое. Он еще и умер не сразу…

— А Колосков, значит, все предвидел и загодя сделал ноги, — подытожил Глебов. — Знаете, я всегда считал его умным человеком. Такой нигде не пропадет…

— Как раз умные люди обычно и пропадают, — заметил Басаргин. — В первую очередь… — Он и сам не знал, зачем сказал это — возможно, из духа противоречия, потому что Степа всегда его раздражал.

— Ну, Колосков-то не пропадет, — хмыкнул Должанский. — Вот мы — да, если из-за его растраты нам получку платить будет нечем…

Лицо у Глебова вытянулось.

— Пойду-ка я поговорю с Измайловым, — объявил Беспалов, шагнув к двери. — Он кассир, должен знать…

— Измайлов кремень, он тебе ничего не скажет, — отозвался Должанский. — Ты лучше Антона разговори. — Так звали пасынка Оксюковича, который заведовал финансами газеты. — Он моложе, точно проболтается, если надавить…

"Как это мило, — подумал писатель. — Украл деньги и исчез… и даже если я напишу этот проклятый очерк, не факт, что мне за него заплатят… Боже мой, да разве я в детстве думал, что у меня будет такая жизнь… На Рождество, под елкой… мечтал о будущем… Свечи горели, пахло хвоей, и звезда… ах… звезда на верхушке… Как пророчество… Звезда…"

Он вконец расклеился, но вспомнил о жене Варе, о том, что ей нужно новое пальто, забрал текст, который ему начал диктовать Должанский, и вернулся к себе. Там Максим Александрович долго сидел за столом, потирая подбородок, но потом решился и, стиснув зубы, с ожесточением погнал строку за строкой. Под его пером Опалин вырос в богатыря, который с легкостью распутывал сложнейшие дела (реальные обстоятельства детоубийства, которое расследовали у него на глазах, Басаргин затушевал, нагромоздив груды общих фраз). Также агент московского угрозыска О. (своей волей автор играючи повысил Опалина) самыми адскими штампами из лексикона советских газет обещал бороться с преступностью, искоренять бандитизм и уменьшать число беспризорников. В последних строках писатель сделал намек на скорое продолжение, перечитал текст, сделал несколько поправок и отправился к машинисткам.

— Недурно, недурно, — милостиво объявил Поликарп, пробежав глазами перепечатанный на машинке текст никчемного, убогого, беспомощного очерка. — Именно то, что нам нужно, Максим Александрович! А то я уж опасался, что вы опять начнете какие-нибудь опасные намеки ронять, как в ваших фельетонах…

Басаргин оскалился и, ненавидя себя, ответил:

— Что вы, Поликарп Игнатьевич! Разве я не понимаю… Одно дело — фельетон, а совсем другое — очерк о работе угрозыска…

— Вот, вот, — кивнул заведующий. — И вообще, — не надо вам фельетонов писать, Максим Александрович! И шутить тоже не стоит. Не удаются у вас шутки, они все какие-то… несвоевременные выходят… Вы только не обижайтесь, я вам по-дружески говорю, — прибавил он, видя, как собеседник изменился в лице.

Басаргин вышел от заведующего, чувствуя глубокое внутреннее унижение, хотя, казалось бы, ничего по-настоящему оскорбительного ему не сказали. "Так… кончено… Писать, что я хочу, не дадут… теперь и шутить нельзя. Очерки по сто строк об угрозыске… а дальше что? Вместе с Матюшиным на хронику поставят? Гражданин Сидоров попал под трамвай, гражданин Котелков "убит насмерть"… И ради этого я жил? Ради этого бросил медицину? Как унизительно, боже, как унизительно…"

Вспомнив, что у него закончились папиросы, он отправился на их поиски. Но Максим Александрович был так сверхъестественно устроен, что если он выходил за чаем, то в итоге покупал калоши, а если ему позарез нужны были калоши, приносил домой цветы для Вари или кошку, которую подобрал на улице. Самый памятный, впрочем, случай, когда он должен был взять билет на поезд, а в итоге пришел домой с купленными по случаю у знакомого стульями. Басаргин чувствовал, что мирозданию нравится над ним шутить, и, когда нужной ему марки папирос не нашлось, немедленно принял решение бросить курить.