Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Сколько?

— Три рубля.

— Помилуйте!

— Два. Только для такого деликатного человека, как вы. Посмотрите, какой прекрасный переплет.

— Мне нужен не переплет, а содержание.

— Переплет никогда не помешает, молодой человек. Содержание, впрочем, тоже.

— Но два рубля…

— Полтора. Исключительно из уважения к вашим заслугам.

— У меня нет никаких заслуг, — не удержался Басаргин.

— Будут, — твердо ответил старичок. — Иначе просто не может быть.

Тут, конечно, писателю оставалось только полезть за кошельком. "В конце концов, — подумал он, — вчера Опалин принес нам сыр и ветчину. Надо его как-то отблагодарить".

Букинист спросил, завернуть ли книгу, но Максим Александрович отказался.

— Я купил словарь, — сообщил он, подходя к Опалину. — Ну? Мы идем?

— Куда?

— Туда. — Басаргин глазами указал на парикмахерскую.

— Ни в коем случае. Да еще я в форме… Как бы они не насторожились.

— Кто? — Писатель был совершенно сбит с толку.

— Ты что, не видел, кто нас на улице обогнал?

— Видел. Женщина, довольно молодая. Рыжая, а тебе нужна брюнетка.

— Рыжая, брюнетка, — передразнил его Опалин, — ты что, не замечаешь ничего? Морду ее уголовную не заметил, что ли? Ее наверняка задерживали, и не раз. Мошенничество, сводничество, что-то такое. Притоны. Вон она как работниц в парикмахерской распекала сейчас, командовала ими. Наверное, это хозяйка и есть. И ты мне предлагаешь туда идти? Там все что угодно может быть. Парикмахерская — люди приходят, уходят, никто внимания не обращает, а что за люди? Отличное ведь прикрытие для… да для чего угодно, на самом деле.

Басаргин смотрел на него, совершенно ошеломленный. Он помнил только хорошо одетую, довольно симпатичную и ярко накрашенную женщину, которая обогнала их и вошла в парикмахерскую. Ну, потасканное лицо, будем откровенны, но — уголовная морда? Как можно так говорить о женщине, о которой не знаешь вообще ничего?

— Пошли отсюда, — скомандовал Опалин. — На улице не оглядывайся на парикмахерскую и вообще веди себя естественно. Ясно? Я в этой форме как на ладони…

— Это тебе, — сказал писатель, когда они вышли на улицу, и сунул ему книгу, так что получилось очень даже естественно. Опалин раскрыл ее, полистал без особого интереса и захлопнул том.

— Куда теперь? — спросил Басаргин, когда они прошли под еще одной растяжкой, призывавшей покупать продукцию Моссельпрома, и парикмахерская осталась далеко позади.

— Я в Большой Гнездниковский, а ты — куда хочешь. На сегодня все.

— По-моему, — не удержался Басаргин, — ты знаешь, кто эта женщина.

Опалин покачал головой:

— Я ее впервые увидел. Слушай, вот что еще… Поблагодари от моего имени свою жену. Скажи, что она нам очень помогла… Ну и вообще.

— Может, скажешь ей это сам? — предложил писатель. — Приходи к нам сегодня вечером, когда освободишься.

На лицо Ивана набежала тень.

— Не знаю, буду ли я свободен. Это зависит от… короче, от многого зависит. Но… ладно. Приду, если смогу. И вот еще что: ничего в газете не пиши о Малой Никитской, парикмахерской, о том, что мы вообще что-то узнали. Ясно?

— Конечно. Полная конфиденциальность.

Опалин усмехнулся, зажал книгу под мышкой и зашагал прочь. Что касается Басаргина, то он решил воспользоваться случаем и посмотреть, что продается в ближайших магазинах.

Он так никогда и не узнал, что Иван некоторым образом его обманул. Помощник агента угрозыска не поехал в Большой Гнездниковский, а отправился в ближайшее отделение милиции и, затребовав телефон, сделал несколько звонков. В конце он отчитался Филимонову обо всем, что ему удалось узнать.

— Понятно, — коротко ответил старый сыщик, выслушав рапорт своего подчиненного. — А теперь?

— От репортера я избавился, теперь поеду в морг.

— Общаться с Бергманом? Запаситесь терпением. Где вы сейчас?

— В 9-м отделении милиции.

— Ждите там. Я пришлю за вами машину. И маленькая просьба: постарайтесь не очень восстановить против себя Бергмана. Я понимаю, это будет трудно, но все же.

— А-а, — протянул Опалин. — Так он хороший доктор?

— Сами увидите.

— Когда попаду к нему на стол, что ли? Уж лучше не надо.

— Все так говорят, но это ни на что не влияет. — Иван словно воочию увидел, как его собеседник усмехнулся. — Шофер подождет вас и потом доставит сюда. Жду вас для личного доклада. Всего доброго.

Опалин услышал щелчок и понял, что на том конце провода положили трубку. Вот ведь сухарь, подумал он с неудовольствием. И в то же время он чувствовал нечто вроде восхищения перед умением начальника вникнуть во все детали, предостеречь, дать в нужный момент совет и все это — четко, взвешенно и без панибратства.

"Эх, если бы я мог, как он… Да куда мне! Так и возился бы с этими парикмахерскими, если бы жена Басаргина не помогла. Везуха, чистая везуха. Надо будет обязательно ее поблагодарить…"

Он поглядел на настенные часы, вытер пот, выступивший на лбу под фуражкой, и стал ждать, когда приедет автомобиль.

Он вошел в ад. Здесь царили инфернальные цвета — грязный желто-коричневый и сизо-серый, инфернальные запахи — лизола [77] Дезинфицирующее вещество. и формалина, которые, однако же, не до конца заглушали вкрадчивый дух разлагающейся плоти. Дверь, оставшаяся позади, со скрежетом затворилась, отсекая его от мира живых. Потом он услышал прерывистый жалобный плач. Мимо прошла женщина лет тридцати, которую увлекал прочь, крепко держа под локоть, немолодой мужчина с перекошенным лицом, а она все поворачивалась и пыталась сказать что-то, но спазм сдавил горло, и она лишь плакала тоненько и беспомощно, как маленький ребенок.

Опалину захотелось уйти, но он пересилил себя и двинулся дальше по кругам ада. Сознание, что где-то рядом находятся тела тех, что еще недавно были людьми, не так задевало его, как зрелище чужого горя. Его неподдельно мучила невозможность помочь, исправить, повернуть время вспять. Он знал эту свою особенность и никому о ней не говорил, но, может быть, именно она в какой-то мере и придавала ему сил, когда опускались руки.

За поворотом коридора он натолкнулся на Харона. Дабы не шокировать советскую действительность, перевозчик умерших удачно преобразился в довольно высокого, плечистого гражданина примерно 50 лет и скучной, как у театрального швейцара, внешности. Опалин вспомнил, что этого служителя зовут Саввой и раньше он работал в доме для душевнобольных, откуда перебрался в морг со словами, что среди мертвых как-то спокойнее.

— Мне бы доктора Бергмана… — сказал Иван после того, как показал документ и объяснил цель своего визита.

— Он на вскрытии. Подождать придется, — сказал Савва.