Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Ваня, стреляй по колесам! — азартно закричал Максим Александрович. — За сейфом их не достать!

— Сам знаю! — огрызнулся Опалин. Он пытался вести левой, стрелять правой, но результаты, прямо скажем, оказались не блестящи. Грузовик стал набирать скорость. Басаргин несколько раз выстрелил по шинам, но тот не сбавил хода.

— А, была не была! — внезапно крикнул Опалин и стал на скорости уводить автомобиль в какой-то переулок.

— Ты ранен? — в тревоге крикнул писатель.

— Нет!

— У тебя кровь по руке течет!

— Осколок стекла царапнул… Плевать!

"Что он делает, что я делаю, — думал Басаргин в тревоге, — чем все это кончится?" Они вылетели из переулка на шоссе и поравнялись с грузовиком. Не мешкая и не колеблясь, Опалин выстрелил в шофера и прицелился в тех, кто находился в кузове, но патроны кончились, и раздались только сухие щелчки.

— Дай мне агаповский!

Басаргин сунул ему "маузер" и увидел, что грузовик стал вилять из стороны в сторону, но затем выровнялся.

— Осторожно!

Они въехали в узкую улицу, где двум машинам было не пройти, и грузовик снова ушел вперед. Но Опалин не отставал.

— Ваня, сейф! — отчаянно закричал Басаргин.

Очевидно, шофер был ранен, и один из тех, кто был в кузове, теперь перебирался в кабину. Здоровяк, оставшийся в кузове, решил избавиться от преследователей раз и навсегда: он сдвинул сейф с явным намерением сбросить его на автомобиль угрозыска, когда тот подойдет ближе.

— Ваня, он раздавит нас! — кричал Максим Александрович. — Тормози! Тормози!

— А, чтоб тебя…

Опалин ударил по тормозам. Все нутро автомобиля отозвалось протестующим скрежетом. Громадный сейф вывалился из кузова, тяжело ударился о мостовую и перевернулся, загораживая выезд из улочки. Иван выскочил из автомобиля и, побежав за грузовиком, стрелял, пока не закончились патроны. Тогда он вытащил последний, миниатюрный, игрушечный с виду револьвер, который у него оставался, и двинулся вперед.

— А-а-а, — простонал Агапов, приоткрыв глаза. — А-а…

Басаргин сидел в машине, обливаясь потом. "Очерки, так их растак… Очерки. Газета. Боже мой, ему и двадцати нет, наверное. Убьют… Их там трое. Убьют. Двое, если водитель ранен… Или они уже уехали?"

Впереди была тьма и неизвестность. Он завозился, выбираясь из машины, безоружный, растерянный, не понимая, что делать, куда идти. Но все-таки пошел.

"Позвать его? Или не стоит?"

— Ваня!

На маленькой пустынной площади никого не было. Фонари струили в ночь желтоватый свет. Писатель беспомощно огляделся и увидел впереди, в одной из улочек, сгусток тьмы, потом расслышал одышливое пыхтение мотора.

"Грузовик. Тот? Или другой?"

Максим Александрович побежал. Где-то в отдалении залаяла собака. Из-под ног метнулась какая-то птица.

— Ваня! — не выдержав, позвал Басаргин, подходя ближе к грузовику.

— Тут я. Не ори.

Опалин вышел из-за грузовика. В руках у него было несколько револьверов и пистолетов.

— Вот что, доктор: посмотри, что с ними. Да, и на всякий пожарный следи за их руками. Я оружие забрал, но черт знает, что у них там еще припрятано. Правда, сопротивляться они не особо могут, но все же…

Тут только Басаргин разглядел бесформенную груду в кузове и человека, который сидел на земле возле колеса, свесив голову на грудь. Максим Александрович проверил пульс у здоровяка в кузове, потом занялся шофером, который полулежал на водительском месте, не двигаясь.

— Этот мертв, — сказал бывший доктор, кивая на кузов. — И этот тоже.

Он подошел к сидящему. Тот поднял голову, и, хотя по характеру его ранений Басаргин сразу же увидел, что бандит умирает, тот все равно попытался улыбнуться.

— Слышь, Саккетти, — сказал Опалин, — Хмель и Тесленко того, приказали долго жить. А Флейшмана еще на Арбате шлепнули. Не повезло вам сегодня.

— Да, — спокойно подтвердил медвежатник, — не повезло.

Он был черноволосый, черноглазый, как и полагается потомку одесских итальянцев. Лицо его бледнело на глазах, и Басаргин понимал, что жить ему осталось совсем недолго.

— Ты подожди, мы щас "Скорую" вызовем, отвезем тебя в больничку, — сказал Опалин.

Саккетти усмехнулся и покачал головой.

— Нет. Не увижу я больше одесские лиманы…

Он закрыл глаза и стал медленно клониться на бок, потом опустился на мостовую и замер. Басаргин пощупал пульс, поглядел на Опалина и покачал головой.

— Надо Агапову вызвать "Скорую", — сказал Иван спокойно. — И это, за сейфом проследить, чтобы его никто не стырил ненароком… Пошли, доктор. У нас еще полно дел.

Над Москвой вставал рассвет.

Все оказалось не так плохо: хотя кое-кто в угрозыске и начал поговаривать, что засада была выставлена неудовлетворительно, по итогам тем не менее удалось достичь нескольких целей. Банда была обезврежена, деньги — возвращены, и даже агент Логинов не убит, а только ранен. Его отвезли в больницу вместе с Агаповым. Двух женщин, состоявших при банде, арестовали и доставили в Большой Гнездниковский для допроса.

На краткое время Опалин оказался в центре всеобщего внимания. Ему жали руки, поздравляли товарищи, но, как заметил Басаргин, он вовсе не кичился свалившейся на него славой и вообще вел себя на редкость естественно.

"Герой скромно принимал похвалы, — мысленно плел нить будущего очерка писатель. После прилива возбуждения, который он испытал ночью, наступила реакция, и его клонило в сон. Он яростно потер глаза. — Должанский бы одобрил. Сто строк штампов… О-хо-хо. И между тем он рисковал жизнью, чего уж там… И я, взрослый, здравомыслящий вроде бы человек, пошел у него на поводу. Эх, Ваня, Ваня…"

Но Басаргин не мог отделаться от ощущения, что его словно покалывает какая-то иголочка, как будто он должен был сделать что-то, но забыл. Сообразив наконец, в чем дело, он попросил разрешения воспользоваться телефоном на столе Логинова и позвонил домой.

— Как ты там? — закричала Варя в трубку. И в голосе ее звенела такая тревога, что Басаргину сразу же расхотелось рассказывать ей о своих приключениях.

— Все хорошо, — сдержанно ответил он. — Я в угрозыске сейчас, думаю насчет очерка… Поликарп был прав: это очень хороший материал.

— Ты цел? Тебя не ранили? А Опалин? С ним все в порядке? О боже мой!

Басаргин сто раз, не меньше, повторил, что с ним все хорошо, а с Опалиным так вообще прекрасно, он герой, его все хвалят и, может быть, даже повысят. Или награду дадут…

— Я ужасно волновалась, — сказала Варя и заплакала. Кусая губы, Максим Александрович слушал ее всхлипывания и мрачно думал, что сам он — свинья и мерзавец. Как он мог забыть, что, кроме него, у нее никого нет… А если с ним что-нибудь случилось бы?

"Никогда, никогда больше — никаких приключений… Довольно!"