Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Он почесал щеку, бросил взгляд на Варю и, стиснув челюсти, двинулся к выходу.

— Ты в угрозыск будешь звонить? — спросил Басаргин, когда они вышли в коридор.

— Зачем? Сам справлюсь.

— Ваня, их много, и они опасны. Это мразь, понимаешь? Я с тобой пойду.

— Не надо, — ответил Опалин неприятным голосом, отстраняя писателя. — Твоя жена для меня пела, когда я… когда я совсем расклеился. Так что за мной должок.

Басаргин посмотрел, как помощник агента угрозыска уходит — стремительной, решительной походкой, которая не сулила его врагам ничего хорошего, — и медленно закрыл дверь. "Что он затеял? Прав ли я был, что все ему рассказал? А если с ним что-то случится? Ах, черт побери…"

Он вернулся в свою комнату. Варя смотрела на него, и глаза ее казались еще больше, чем обычно.

— Пошел с ними разбираться, — сказал Басаргин.

Кошка вылезла откуда-то, поглядела на двух молчаливых, расстроенных людей и забралась под стол.

— Завтра перехвачу аванс у Поликарпа, — сказал писатель, — мне хотят еще очерк заказать… А сегодня… даже не знаю.

— У меня риса немного осталось, — сказала Варя. Максим Александрович поморщился: рис он не любил. — Послушай, я совсем забыла тебе сказать… Я сегодня позвонила в Театр сатиры. Думала, надо забрать у них твою пьесу, раз она им не нужна…

— Варя, зачем ты это сделала? — проворчал Басаргин. — Не хранят они пьесы. Обычно то, что не подошло, просто выбрасывают…

— Нет, ты послушай! Они страшно обрадовались, что я позвонила! Им понравилась твоя комедия, но они потеряли первый листок, где твой телефон и адрес… Они и сами хотели нас найти, но не знали где! Максим, они хотят, чтобы ты обязательно к ним зашел! Заведующий литературной частью у них некий Поншарек, Леонид Ипполитович… Он очень настаивал, чтобы ты пришел! Максим, если Главрепертком пропустит пьесу, это же… это же будет очень для нас хорошо!

Ноги не держали Басаргина, и он медленно опустился на диван. Завлит. Комедия. Главрепертком… Он ощущал примерно то же, что чувствует бегун на длинной дистанции, когда ему уже сто раз хотелось сойти, но он все-таки каким-то чудом достиг финиша и даже оказался в группе победителей.

— Варя, ты пойми, это еще ничего не значит… — заговорил он взволнованно. — Мало ли к чему Главрепертком захочет придраться… у меня там действующие лица… в общем, не пролетарии они совсем… И шутки некоторые… они, конечно, против шерсти будут…

— А ты придумаешь другие шутки, — объявила Варя, и ее глаза заблестели, — сделаешь кого-нибудь пролетарием, так, для виду, чтобы они отвязались… Максим, это же наш шанс! Ты будешь писать пьесы для Сатиры, купим пишущую машинку, я буду печатать…

И тут ухо Басаргина уловило где-то в отдалении сухой треск, похожий на выстрел. Потом еще один. И еще несколько…

Варя побелела:

— Максим, стреляют…

— Нет, Варя. Должно быть, у какого-нибудь автомобиля шина лопнула…

— Да что ты говоришь! — закричала она в тревоге. — Я столько стрельбы слышала во время Гражданской — по-твоему, не узнаю звук выстрела? Господи, лишь бы с Опалиным ничего не случилось!

— Варя, сиди здесь, — скороговоркой распорядился Басаргин, бросившись к дверям. — Сиди здесь! Я пойду выяснять…

Варя осталась одна, если не считать бессловесного зверя, занятого ловлей мыши, которую кошка в конце концов поймала и принесла хозяйке. Часы поднатужились, погремели внутренностями и пробили девять, потом десять. Безрадостные мысли одна за другой текли в голове Вари, и сама она плыла по ним, как по волнам. Наконец в коридоре послышались знакомые шаги. Варя обеими руками вцепилась в подлокотник так, что побелели костяшки пальцев, но расслышала глухой голос Опалина и успокоилась. Вошел Басаргин, за ним — помощник агента угрозыска, и Варя сразу же увидела, что Опалин выглядит как обычно, а муж необыкновенно мрачен.

— Разобрался я с вашими хулиганами, — сказал Иван, кладя на стол ее сумочку. — Можете теперь ходить по улице спокойно.

— Они в вас стреляли? — спросила Варя с трепетом.

— Нет.

— А те звуки, которые…

Басаргин, засунув руки в карманы, подошел к окну.

— Варя, это он в них стрелял, — сказал он, стоя спиной.

Такая манера, нехарактерная для него, показалась Варе невежливой, но она решила не заострять на этом внимание.

— А. — Инстинктивно она поняла, что Максим взвинчен до крайности, и решила воздержаться от дальнейших расспросов. — Простите, я… Мне надо переодеться.

Она скрылась за ширмами. У окна писатель мрачно таращился в сентябрьские сумерки, и мало-помалу его начала разбирать злость.

— Надо вам как-то кошку назвать, — сказал Опалин, глядя на серого зверя, который деловито обследовал комнату, проверяя, не притаились ли еще где-нибудь мыши. — Смешная она у вас…

— Ты, наверное, доволен собой, а? — внезапно спросил Басаргин, оборачиваясь к нему.

— Ты о чем?

— Двух человек убил, двух ранил. Хорошо, а?

— Они на меня напасть хотели. Оружие отнять. Я дал предупредительный выстрел в воздух, как полагается, а потом стрелял на поражение. Что тебе не нравится?

— Я тебе не верю, — сказал писатель после паузы. — Ты… извини меня, слишком легко распоряжаешься чужими жизнями. Только за сегодняшний день ты убил пятерых.

— Да? А кто ночью кричал, когда мы ехали: "Стреляй, стреляй"? Забыл, что ли?

— Это были бандиты!

— А те, кто напал на твою жену, — одуванчики, что ли?

— Нет. Не одуванчики. Но ты же просто… Ты просто взял и убил их. И я не верю, что они пытались на тебя напасть. Младший брат Митьки все твердил подоспевшим милиционерам, что они ничего такого не хотели… Он штаны обмочил от ужаса! И я видел выражение его лица…

— И ты теперь решил его пожалеть? После того, как он был с теми, кто избил и ограбил твою жену? Твердил он чего-то — скажите, пожалуйста! Конечно, твердил, потому что они знают правила. Законы, ясно тебе? И никто никогда не будет давать показания себе во вред! Изворачиваться будут, врать до последнего, лишь бы вывернуться! А на суде будут говорить, что они невинные овечки, твою жену они не били, она сама упала и они только хотели помочь. Ты не понимаешь, что это за публика? Сам же мне сказал, что они — мразь. Ну, я и обошелся с ними так, как они того заслуживают. — Иван завелся не на шутку, его невозможно было остановить. — Что тебя не устраивает? Тебе так охота быть чистеньким? Сидеть в отдельной квартире, отгородившись шторками, а своими жизнями пусть другие рискуют? Пусть они хоть сдохнут, но тебе чтобы было комфортно и уютно? Так, что ли?

— Не надо со мной так разговаривать, — прошипел Басаргин, бледнея. — Ты — не имеешь — права!

— Не имею? Очень даже имею, бывший доктор! Я же помню твой взгляд, когда я осматривал труп Кирпичникова возле реки! Ты на меня глядел и думал — как он так работает? Да он не умеет ни черта! Не выйдет у него ничего! Ни дактилоскописта, ни проводника с собакой, ни экспертов — а без них он ноль!