Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Но Шмидт, глядя куда-то мимо Опалина, забормотал что-то на немецком, которого Иван не понимал.

— Генрих! — Опалин был готов завыть от отчаяния. — Это Стрелок? Его люди? Скажи мне хоть что-то, чтобы я мог их поймать, только не на немецком! Генрих, умоляю тебя… Говори по-русски! Пожалуйста! Как они это сделали?

Взгляд его товарища на мгновение задержался на искаженном лице Опалина, и у того мелькнула надежда, что Шмидт пытается сосредоточиться.

— Арка, — едва слышно выдохнул раненый, и голова его упала на пол. Взгляд застыл. Он был мертв.

Утром 4 февраля помощник агента угрозыска Иван Опалин шаркающей походкой смертельно уставшего человека вошел в коммуналку, в которой жил. Соседка, попавшаяся ему в коридоре, со страхом поглядела на его разбитую губу и фингал под глазом, но от вопросов воздержалась, а Опалин прошел прямиком в ванную. Там он долго мыл лицо и руки, а когда посмотрел на себя в зеркало, оттуда поглядел кто-то незнакомый и недобрый, с напряженным взглядом исподлобья. И у Ивана возникло ощущение, словно он разом постарел на десяток лет.

Для его неполных двадцати это была нешуточная ноша. Еле волоча ноги, он прошел в свою комнату, избавился от верхней одежды и стал стаскивать сапоги. Они снимались с трудом, и у Опалина в какой-то момент сдали нервы. Ему неудержимо захотелось швырнуть сапоги в стену, вскочить с места, что-нибудь сокрушить. Удержало его только соображение, что комната была не вполне его — Опалина пустил к себе жить коллега, с которым он крепко подружился на работе. Человек этот болел туберкулезом и находился сейчас в больнице, где вчера Иван его навещал. Из больницы он поехал в Одинокий переулок, а что произошло дальше, читателю уже известно.

Опалин лег, повернувшись лицом к стене. Он не спал всю ночь, но сейчас сон не шел к нему. Стоило ему закрыть глаза, и он снова видел туман, умирающего Шмидта, слышал скрежет трамвайных тормозов, отчаянный крик вагоновожатой и вслед за этим вспоминал, как выбежал вчера из домика в Одиноком переулке, чтобы найти телефон и вызвать муровцев. На шоссе Опалин с трудом остановил грузовик, размахивая своим удостоверением, и добился того, чтобы шофер довез его до 35-го отделения милиции. Оттуда Иван позвонил в Московский уголовный розыск, сокращенно МУР, и доложил о случившемся.

Первые агенты появились на месте уже после полуночи, затем машина угрозыска доставила экспертов, которых пришлось вытащить из постели. С ними приехал Келлер — крупный белокурый немец с квадратным лицом, друживший со Шмидтом, а также Карп Логинов, которого обычно называли Петровичем, потому что свое имя он не любил. Последний стал задавать Опалину вопросы, и Иван объяснил, почему он опоздал сменить Усова. Петрович выслушал его, как казалось, без особого интереса, и стал допытываться, что именно Шмидт успел сказать ему перед смертью.

— Он говорил что-то вроде: мути или муть, — бормотал Опалин, хмуря лоб. Келлер, который блуждал поблизости, меряя гостиную гигантскими шагами и свирепо зажав во рту папиросу, круто повернулся к нему.

— Муттер?

— Да, кажется, так, — подтвердил обрадованный Иван, — а что это значит?

— Мама, — мрачно ответил гигант. — Он маму звал. Что еще он говорил?

Опалин напряг память.

— Шербет, кажется, — сказал он неуверенно. — Не совсем, но что-то похожее.

— Их штербе? — сверкнул на него глазами Келлер.

— Вроде да, а это что значит?

— "Я умираю", — перевел Петрович, бросив на Келлера предостерегающий взгляд. Но Бруно Келлер не принадлежал к числу тех людей, на которых можно воздействовать таким образом. В прошлом он воевал, потом сражался с бандами на окраинах бывшей империи, имея в своем распоряжении только устаревшее оружие, в то время как у банд были пулеметы и сообщники в каждом селе. В лице Келлера московский угрозыск приобрел ценного и опытного сотрудника. Он считался хорошим товарищем и был уравновешенным, как истый немец, но если выходил из себя, коллеги предпочитали не показываться лишний раз ему на глаза.

— Я никогда не слышал, чтобы он говорил по-немецки, — пробормотал Иван. — Он же всегда по-русски говорил, и вообще…

— Перед смертью человек часто возвращается к своему родному языку, — сказал Петрович спокойно. — Он еще что-нибудь сказал?

В гостиную, по привычке наклонив голову, хотя дверной проем позволял пройти свободно, вошел высокий и худой агент по фамилии Назаров. В пальцах он держал что-то вроде визитной карточки.

— Лежала возле стола, — пояснил он, передав карточку Петровичу. На ней кудрявым, вычурным почерком было написано:

"Работникам угрозыска

на память

от Лариона Стрелка".

"Это, значит, я скатерть дернул, чтобы Шмидта перевязать, и карточка упала на пол, — мелькнуло в голове у Опалина. — А я ее даже не заметил…"

Келлер бросил взгляд на карточку, и его массивная нижняя челюсть дернулась. Он грязно выругался — сначала по-русски, а потом по-немецки.

— Ларион в своем репертуаре, — вздохнул Петрович, возвращая карточку Назарову. — Приобщи к уликам, Валя.

Агент удалился. Половицы под его сапогами пели на разные голоса.

— Мне все-таки интересно, — продолжал Логинов, поворачиваясь к Опалину, — как они это провернули? Ты заметил, что ребята даже не успели оружие достать?

Иван кивнул.

— Странно, очень странно, — продолжал Петрович, потирая подбородок. — Все-таки Рязанов — настоящий профессионал… был профессионалом, — быстро поправился он, морщась. — Шмидт тоже. Астахов… ну, любил поспать человек, но сон у него был чуткий. Усов — молодой парень, но тоже не в одной засаде сидел.

— Да Сонька им помогла, конечно, — вмешался Келлер нетерпеливо. — Как-то их отвлекла и впустила бандитов с черного хода. Или передала Стрелку, что его здесь ждут. Или… — он дернул щекой, крутанул головой, словно отмахиваясь от какой-то неприятной мысли, и его светлые глаза стали злыми, стальными и острыми, как лезвия.

— Шмидт перед смертью еще кое-что сказал, — подал голос Опалин.

— И что это было? — повернулся к нему Петрович.

— Арка.

— Арка? — повторил озадаченный Логинов.

— Ну да.

— И что это значит? — спросил Келлер, нахмурившись.

— Я думал, ты скажешь, — пробормотал Опалин.

— Не тыкай мне, щенок! — неожиданно взвился немец. — Ты пришел, а его убили! Их всех убили, пока ты где-то прохлаждался! Или ты знал? Знал, да? Какого черта?..

Иван понял не сразу, но когда сообразил, о чем идет речь, то побагровел так, что стало трудно дышать.

— Ты что, меня обвиняешь, что ли?

— А почему бы и нет? Удачно ты опоздал, ничего не скажешь! Пришел бы вовремя — пристрелили бы тебя, как остальных…

— Бруно, не стоит, — попытался вернуть на землю коллегу Логинов. Но разбушевавшегося немца было уже не остановить.