Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Из коридора, где висел телефон, Опалин вернулся в свою комнату и, засунув руки в карманы, стал напротив листка, прикрепленного к обоям над кроватью. На листке значилось:

Ларион Стрелок

Прохор Аничкин

Вениамин Маховер

Лука Бардышев

Игнат Лыскович

Сонька Порфирьева

И более ничего. Это были члены шайки, которая убила агентов в Одиноком переулке. Подумав немного, Опалин взял карандаш, послюнил его и приписал внизу:

Предатель

Сам себе он казался в эту минуту очень значительным и неподкупным, как смерть, но какая-то неуловимая часть его "я" словно наблюдала происходящее со стороны и нашептывала ему, что он смешон, что их вон сколько, а он один, и даже товарищи, если хорошенько вдуматься, отступились от него.

"А если Ярцев поможет? Если мне удастся его убедить…"

Но тут он поглядел на часы, спохватился, что уже десятый час, и заторопился.

"Развяжусь с Евлаховым — съезжу к Матвею…"

На этот раз дверь в Глинищевском переулке ему отворила не Надя Прокудина, а измученная женщина с серым лицом. Горе словно запорошило его пеплом. Но Опалин поглядел на него и подумал, что женщина когда-то была хороша собой, что ей всего лет 40 или около того и что, если бы не небрежная прическа, в которой пробивается седина…

— Это вас прислали?.. — спросила женщина напряженно и с удивлением, разглядывая его.

— Меня.

— Что ж у них, больше никого не нашлось?

— Вы мать Гали? — вопросом на вопрос ответил Опалин, который (как и все молодые люди) терпеть не мог, когда его профессиональные качества увязывали с его возрастом. — Не уходите никуда, я должен буду с вами поговорить.

— Да, разумеется, разумеется, — выдохнула Евлахова, и ее худые плечи опустились. Опалин подумал, что ей пришлось очень тяжело, и решил на нее не сердиться.

Сняв верхнюю одежду, он прошел в уже знакомую ему гостиную, где даже следы от сапог на полу никто не затер, они так и остались со вчерашнего дня, а может быть, и раньше. Но что-то явно было не так, и он не сразу понял, что часы остановились.

— Евлахов, Аристарх Николаевич, — коротко представился стоявший у окна человек. Он шагнул к Опалину и потряс его руку. — А вы товарищ…

— Опалин Иван Григорьич. Из угрозыска.

— Так, так.

"Буржуй", — отчетливо бахнул кто-то в мозгу Опалина, едва гость как следует присмотрелся к отцу Галины. Костюм старшего Евлахова, с накладными карманами на груди, показался бы нам странным, но тогда он был вполне в порядке вещей. Физиономия слегка вытянутая и, однако ж, не сказать, что лошадиная. Русые волосы, вьющиеся от природы, хотя их обладателю уже около 40, зачесаны набок и открывают высокий крепкий лоб. Глаза светлые, умные, непростые. "Буржуй", — вторично подумал Опалин, увидев солидную часовую цепочку, торчащую из нижнего кармана пиджака. Евлахов не понравился ему уже на уровне инстинкта. Опалин угадал в нем простое происхождение, выбор партии по причинам чисто карьерным и подсознательное стремление сравняться с бывшими хозяевами жизни — теми самыми буржуями. Такому человеку, думал Иван, доверять не следует — а между тем стоило сказать что-то, хотя бы ради приличия, о постигшем его горе. Но Евлахов не выглядел как человек, испытавший серьезное потрясение — в отличие от его жены, к примеру. Тем не менее Опалин выдавил из себя несколько слов и упомянул, что не хотел вчера тревожить Аристарха Николаевича, потому что отлично понимает, как тяжело ему пришлось. За дверями тем временем зашлепали маленькие ножки и раздался детский смех, потом на шалуна зашикали и куда-то его увели.

— Это Анечка, младшенькая моя, — пояснил Аристарх Николаевич, и его лицо смягчилось, почти примирив Опалина с хозяином дома. — Не понимает еще, что случилось — утром все спрашивала, где Галя… Садись, Ваня, не стой столбом. Я ходить вокруг да около не буду, сразу все скажу…

Опалин не любил, когда ему тыкали люди, которые ему не нравились. Но делать было нечего, и он сел.

— Прежде всего, — начал Евлахов твердым, звучным, хорошо поставленным голосом, и Иван машинально подумал, что, должно быть, на митингах его собеседник незаменим. — Галя не могла покончить с собой. Надя тебе наговорила… Это все глупости. Вся эта история с Катариновым… она, наоборот, рада была от него отделаться.

— Почему? — быстро спросил Опалин.

— Потому что… Она тебе сказала, что он наркоман?

Опалин не стал уточнять, каким образом он узнал правду, а только кивнул.

— Ну вот, — продолжал Евлахов, тонкими пальцами поправляя что-то на своем столе. — Жених, который… Конечно, после этого он уже не представлял для нее интереса.

— Почему?

— Что почему? — удивился Евлахов.

— Если она его любила, почему вы решили, что она сразу его разлюбила, когда узнала о… о его пристрастии? Любовь, знаете ли, штука сложная…

— Ну, конечно, это произошло не так сразу, — промямлил Аристарх Николаевич, поразмыслив над доводом собеседника. — Но она осознала, что Ваня ей не подходит.

— Она вам сама это сказала?

— Не мне. Ане. Своей матери, — на всякий случай уточнил он.

— Когда?

— Что когда?

— Когда именно дочь сказала, что жених ей не подходит?

— Ну… несколько дней назад. Кажется, в конце января… Вы можете спросить у Ани… у Анны Андреевны.

— Почему они поссорились вечером 3 февраля? — спросил Опалин.

И приготовился следить за тем, какое действие произведет его безжалостный вопрос.

— Они не ссорились. Кто вам сказал?

— Они поссорились, и ваша дочь убежала из дома. Куда? К кому она пошла?

Аристарх Николаевич нервно облизнул губы. Опалин видел, что он не был готов к расспросам, — точнее, к тому, что они окажутся такими въедливыми, — не выстроил правильную линию поведения и теперь лихорадочно прикидывает, как ее скорректировать.

— Понимаете, Аня… Она иногда бывает…

Он испустил сухой смешок.

— В общем, она не умеет вовремя остановиться. Мы обсудили все вопросы с Галей. Она согласилась, что было бы безумием связывать себя с наркоманом. Она… она была очень разумная, поверьте. Но Аня все время возвращалась к этому, ругала Катаринова при Гале… снова и снова. Я ей говорил, что не надо этого делать. Раз сказала, два — довольно. Ну и…

Одним словом, мать допекла дочь, которая и так переживала из-за разрыва с женихом, та сорвалась, сбежала из дома — и в туманный вечер попала под трамвай. Опалин поймал себя на том, что ему откровенно скучно. Вся история не стоила выеденного яйца.

— Катаринов не звонил, когда она умерла, — сказал Евлахов. — И на похоронах его не было. Я не могу сказать, что ненавижу его или что-то такое, но… иногда я думаю, не мог ли он столкнуть ее под трамвай. Я хочу, чтобы ты проверил, где он был в тот вечер.

— Почему вы считаете, что он… — начал Опалин.