Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Ладно, тебе Рязанов не нравился, ты хотел жить с его женой, — мрачно сказал Опалин, чувствуя, что начинает злиться. — Но остальных-то за что? Они-то что тебе сделали?

— Ничего, — ответил Жуков. — Просто так получилось.

Он закрыл глаза, тяжело дыша. Опалин пристально посмотрел на него, потом протянул руку и вытащил ключ из зажигания.

— Сиди здесь. Я врача позову.

Шофер даже не шелохнулся. "Сонька", — неожиданно вспомнил Опалин. Черт возьми, ведь все это время она оставалась где-то поблизости — и вполне могла напасть на него. Он вернулся к телу Маховера, подобрал свою шапку, перезарядил браунинг и, отыскав след Соньки, пошел по нему. След петлял, в двух или трех местах Опалин увидел на снегу капли крови и понял, что одна из его пуль задела ее. Никаких особенных чувств он не испытывал, во всяком случае, ничего, похожего на жалость. Он предполагал, что Сонька захочет вернуться на хазу, где оставались ее ценные вещи; но след привел его к другому дому. Жидкий плетень, за которым виден занесенный снегом огородик, дым идет из трубы — это было жилище того усатого старика, который почтительно говорил "Софья Васильевна". За плетнем что-то мелькнуло, Опалин, не раздумывая, отскочил за дерево — и хорошо сделал. Пуля выбила хороший кусок коры там, где доли секунды назад была его голова.

— Слышь, мужик, не дури! — заорал Иван из-за дерева. — Я из угрозыска! Баба — бандитка! Ты за соучастие пойдешь, дурак!

— Сам ты бандит! — крикнул его противник неожиданно молодым, звонким голосом и выстрелил снова, после чего Опалин услышал, как он перезаряжает ружье. Не раздумывая, Опалин рванул к плетню и перемахнул через него. Ему повезло — он упал в сугроб, но выстрелить не успел, потому что противник бросился к нему и ударил ногой по руке. В ответ Иван лягнул его и попал в колено. Соперник взвыл и повалился, но оружие из рук не выпустил и изловчился накинуть ремень ружья на шею Опалина, после чего принялся давить его сзади. "Нож, нож, — сообразил Иван, у которого шумело в ушах, — ножом бы его…" Но при нем еще оставался пистолет, который он забрал у Жукова. Иван нащупал оружие, но с ужасом понял, что предохранитель заклинило; тогда он вцепился в ручку и, собрав все силы, стал наугад бить дулом куда-то назад, пытаясь попасть во врага и заставить его ослабить хватку. Бесполезно — бесполезно — ничего — и внезапно предохранитель поддался, и сухой щелчок его показался слаще райской музыки. Опалин выстрелил, ремень ослаб, юноша сбросил его с шеи, повернулся, снова выстрелил, еще раз и еще, и поднялся на ноги, пошатываясь. Его противник корчился на земле, по его ватнику и по простреленной руке текла кровь. Бегло осмотрев раненого, Иван понял, что попал в него только дважды, но не смертельно.

— Я ж тебе сказал, что я сотрудник угрозыска, — сказал Опалин, показав удостоверение, — какого черта ты на меня полез? Судить тебя будут теперь.

Лежащий недоверчиво покосился на него, но все же нашел силы, чтобы проблеять:

— Ты не смеешь… трогать Софью Васильевну… Она хорошая…

— Она уголовница, а ты дурак, — безжалостно бросил Опалин. — Она в доме? — Он кивком указал на избу. Лежащий замотал головой.

— Значит, в доме, — с удовлетворением констатировал Иван. Он подобрал свой браунинг, отряхнул его и сделал шаг к дому, но внезапно понял, что оставлять такого противника за спиной нельзя, вернулся и прострелил лежащему колено, чтобы тот не мог последовать за ним. Раненый отчаянно закричал.

— В другой раз подумаешь, прежде чем бросаться на агента угрозыска, — сказал Опалин, дернув щекой. Он снова потерял шапку в пылу борьбы, но ему не было холодно. Подойдя к дому, он выстрелил по двери и рядом с дверью — на случай, если там притаилась Сонька, — перезарядил браунинг и вошел. Очень бедно, очень чисто, в клетке у окна мечется какая-то небольшая птица. "Нет, не канарейка", — подумал Опалин, мельком посмотрев на нее. Опустив глаза, он увидел капли крови на полу и пошел по ним. Капли привели его к лестнице, которая уходила вверх, на чердак. Иван немного подумал и усмехнулся.

— Ну что, Сонька, танцуй, — сказал он негромко и стал снизу стрелять по чердаку. Наверху кто-то взвизгнул и шарахнулся. — Выходи с поднятыми руками, сука! — заорал Опалин.

Кто-то застонал в ответ, и все стихло. Птица испуганно заметалась в клетке, косясь на Опалина круглым черным глазом. Он методично перезарядил обойму, удивляясь про себя, почему все происходит так обыденно, почему он не ощущает ничего — или почти ничего. Шея все еще ныла от захвата ружейным ремнем, он дернул головой и, оскалившись, стал осторожно подниматься по лестнице. Но ступени кряхтели под его ногами, выдавая его, и он остановился. "А ну как она легко ранена… а ну как бросится на меня…" Он перевел дух и одним прыжком поднялся на чердак.

Свет, проникавший в довольно широкое окно, освещал несколько сундуков, старый ларь, деревянную детскую лошадку и поставленный боком портрет последней царицы в широкой раме. Соньки нигде не было видно. "Нет, этого не может быть…" — подумал Опалин в изумлении — и тут она с воплем вылетела на него из какого-то закутка, держа в руках топор. Тот самый, которым всего несколько минут назад ее поклонник колол внизу дрова.

"А ведь мне показалось, что чего-то во дворе не хватает…" — мелькнуло в голове Ивана, когда он уворачивался от топора. Он выстрелил, но Сонька снова попыталась его ударить, он опять увернулся, но при этом дернул рукой, браунинг врезался в некстати подвернувшийся бок ларя и упал на пол. Опалин бросился на соперницу и вывернул ей руку, державшую топор, но Сонька стала лягаться, бодаться, брыкаться — и все это, не переставая дико кричать. Топор он отнял, однако противница вовсе не собиралась сдаваться — она выскользнула, при этом рукав шубы отодрался с треском. Сонька завыла еще отчаяннее и лбом ударила его в лицо (бандитский прием, который называется "взять на кумпол"). Опалин вскрикнул и отшатнулся, получил удар ниже пояса, выронил топор, и Сонька вцепилась ему в горло. Отбиваясь, он ударил ее раз, другой, но шуба гасила его удары, кровь текла у него по лицу, мешая видеть, и тогда он схватил Соньку и, выбив окно ее спиной, вместе с ней выбросился наружу. Он упал на нее и, чувствуя, что она больше не держит его за горло, откатился в сторону. В глазах у него стало темнеть, он загреб снег и принялся прикладывать его к лицу. Когда он окончательно пришел в себя, Сонька лежала на спине, глядя в небо, и беспокойно шарила руками по шубе, как это делают умирающие.

— Слышь, Ваня… Я ног не чую.

Словно не они только что дрались не на жизнь, а на смерть; словно не было этой ужасной схватки на чердаке, о которой Опалин вспоминал с отвращением. Кое-как он поднялся (до того он стоял на одном колене) и, чтобы унять дрожь в ногах, прислонился к корявому стволу яблони. Рыжие волосы Соньки разметались, светлые глаза были теперь прикованы к его лицу, и она по-прежнему водила ладонями по шубе. Этот жест сводил его с ума.