Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Где Ларион? — спросил он.

— Где надо, — ответила лежащая с вызовом, и он подумал, что жесты обманывают, она не умрет. Но тут скрипнула калитка, и Опалин увидел, что за ней стоит почтальон — совсем молодой парень, чем-то даже похожий на него, но в очках, которые придавали ему необыкновенно ученый вид. Он с ужасом поглядел на хозяина, который без движения лежал на снегу, и на молодую рыжую женщину в шубе без одного рукава, распростертую возле избы.

— Уголовный розыск, — сказал Опалин, шмыгнув носом, и махнул удостоверением. — Вот что: телефон в поселке есть?

— Е-е-есть, т-товарищ, — пролепетал почтальон, с трепетом глядя на него.

— Дуй к аппарату, — распорядился Опалин, — звони в угрозыск. Он без номера, просто скажешь телефонистке — МУР, понял? Скажешь, что тебе нужен Логинов из первой группы. Повтори!

— Вызвать МУР, — пробормотал почтальон, — Логинова из первой группы…

— Вот, вот. Скажи ему, что бандиты в Виндавке, а я в доме… как хозяина-то здешнего зовут?

— Кручинин. Кирилл Федорович Кручинин.

— Ну вот, пусть они приезжают сюда. Да! Врач у вас в поселке есть?

— Нету, — признался почтальон, конфузясь.

— Тогда скажи им, пусть врача захватят. Там на дороге автомобиль, а в нем раненый шофер угрозыска. Он, правда… ладно, это я сам скажу. И пусть поторопятся. Давай! Одна нога здесь, другая там!

Почтальон убежал. Сонька хрипло закашлялась.

— И чего ты добился, дурак? — спросила она с вызовом. — Ничего же не добился. Только ребят угробил понапрасну. Мусор паршивый…

Кличка "мусор" прилепилась к сыщикам еще в те времена, когда МУР именовался Московским уголовным сыском, сокращенно МУС. Опалин тряхнул головой и полез за папиросами, чтобы привести мысли в порядок. С первой затяжкой ему и в самом деле стало легче. Сонька, лежа на снегу, множила ругательства в его адрес.

— Ты чего добиваешься — чтобы я тебя пристрелил, что ли? — осведомился Опалин, пуская дым. — Что, калеки Лариону не нужны, да? Бросит он тебя?

Сонька замолчала, нервно покусывая губы, и Опалин понял, что попал в точку.

— Бросит и другую найдет, такую же рыжую, — с ожесточением продолжал Иван, вспомнив, что в присутствии этой женщины убивали его товарищей, да и сама она, случалось, убивала тех, кто ей доверился. — Или блондинку. Такую, знаешь, красоточку, походка… Платье под цвет глаз, а глаза голубые. И задница чтоб как орех была. А?

Лежащая тихо заплакала.

— Сволочь! — выкрикнула она сквозь слезы. — Убей меня… ну что тебе стоит? Убей меня, пожалуйста…

— Обойдешься, — ответил Опалин с великолепным презрением. На самом деле ему было неуютно и тошно, но он понимал, что показывать это ни в коем случае нельзя, надо держаться так, словно он — победитель. Докурив папиросу, он подошел к хозяину, который потерял сознание, перетянул ему простреленную ногу ремнем от ружья и принес из дома одеяло, чтобы раненый не замерз.

Потом приехали Логинов с Назаровым и Келлером, которые привезли врача, и Опалин рассказал им о случившемся. Про Авилова он упоминать не стал, а сказал, что подозревал Жукова и следил за ним. Валя Назаров таращился на Опалина с таким изумлением, словно по-настоящему разглядел его впервые, и даже опытный Петрович, казалось, находился в затруднении. Потом было много возни, приехали "скорые", забрали раненых и убитых, а из города прибыли агенты Твердовского, которые должны были помочь организовать новую засаду в доме шайки. А потом наступил вечер.

— Терентий Иванович, — сказал Логинов, волнуясь, — это неописуемо. Простите… я просто не могу подобрать другого слова. Он никого не слушает. Попер в одиночку на опаснейшую шайку… Ладно, ему повезло, но ведь его же чуть не убили! Ей-богу, я уже отчаялся. Объясните хоть вы ему, что так нельзя…

Бруно Келлер сидел насупившись, и хотя он не говорил ни слова, по его лицу Логинов видел, что немец с ним не согласен. "Не надо было брать его к Филимонову, — подумал Петрович с неудовольствием, — зря я это сделал". Он сознавал, что неважно умеет командовать людьми, и это царапало его самолюбие, хотя сам он был уравновешенный, объективный и вполне справедливый человек.

— А вы как считаете, Бруно Карлович? — осведомился Филимонов со старомодной учтивостью.

Немец не стал тратить время на предисловия и сразу приступил к сути.

— Я считаю, что Опалина надо наградить, — заявил он. — Хотя бы за то, что мы нашли в доме. Во-первых, теперь мы знаем, что члены шайки, Прохор Аничкин и Игнат Лыскович, по поддельным документам устроились на железную дорогу. Во-вторых, поезд, который пойдет через три дня, а должен был пойти сегодня…

— Бруно! — Логинов аж дернулся. — Вот как раз насчет поезда я хотел бы поговорить особо. Дело в том, что… боюсь, он не в нашей компетенции. Совсем. Потому что поезд, о котором идет речь, — это… это особый состав, который пойдет за границу. С ним едут несколько наших торговых представителей, но главное — два вагона с золотом и ценностями. И… вы сами понимаете, что это значит.

В кабинете повисло напряженное молчание.

— Вы уверены, что правильно определили поезд? — наконец спросил Филимонов, потирая висок, словно тот внезапно заныл.

Логинов пустился в путаные объяснения. Стрелок и раньше грабил поезда — вспомнить хотя бы происшедшее возле Тифлиса в 1923-м… А Ваня… то есть Опалин слышал разговор бандитов. Поезд должен был пойти сегодня, но из-за снежных бурь его перенесли. Сначала, правда, ни один из существующих поездов не подходил к этому описанию, но, к счастью, Назаров вспомнил, что есть же особые составы… Пришлось навести кое-какие справки, и в самом деле, выяснилось, что…

— Так, — уронил Филимонов, откинувшись на спинку стула, и прикрыл глаза веками. — Значит, золотой поезд, да? — Он усмехнулся. — Но там усиленная охрана должна быть… И особый маршрут, насколько я себе представляю, — он вздохнул, глядя на телефонный аппарат. — Вы сказали Опалину о девочке?

Бруно Келлер потемнел лицом.

— Нет, — буркнул он. — Парень, конечно, хорохорился, но он в таком состоянии… Я решил, что ни к чему.

— Мы не стали ему говорить, — добавил Логинов.

Телефон неожиданно зазвонил, и Филимонов снял трубку. После короткого разговора он повесил ее на рычаги.

— Шофер Жуков скончался в больнице, — сказал он. — Что касается вдовы Рязанова, то… Непонятно, насколько она участвовала в замыслах Жукова, и… побуждала ли его к тому, что он сделал, — Филимонов помолчал. — Если она невиновна, эта история испортит ей жизнь. Если же виновна… — он шевельнулся на стуле.

— На похоронах она скорбела совершенно искренне, — проворчал Логинов, не сдержавшись, — или я уж совсем ничего не понимаю в людях…