Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

"Это гражданская война, — подумал Авилов обреченно, закрывая глаза, — и она никогда не кончится". Все, что он видел, возвращало его к тем временам, которые он больше всего на свете хотел забыть — и не мог. Он почувствовал, что кто-то осторожно тронул его за рукав, мотнул головой и открыл глаза.

— Я придумал, — сказал Опалин. — Ты водишь, так что поезжай на ближайшую станцию и расскажи, что тут творится.

— А ты?

— Я остаюсь.

— Я уеду, ты полезешь на них с голыми руками, и тебя убьют? Нет уж.

— Ты же не из-за меня беспокоишься, — сказал Опалин после паузы.

— Какая разница? — игрок дернул щекой. — Тебе не приходило в голову, что Олю украли не для того, чтобы спасти, а чтобы заткнуть ей рот? Может, они уже убили ее. Они не очень-то похожи на людей, которые станут возиться с раненой…

— Ладно, тогда возвращаемся в машину, — распорядился Иван.

— А потом?

— Поедем за ними по следу. Найдем, где они прячутся, и… Там видно будет.

Разделавшись с охраной бронированного вагона, бандиты с веселыми прибаутками стали перетаскивать в грузовик и в фургон опломбированные ящики с золотом. Когда Опалин и его спутник вернулись в машину, мотор долго не заводился, и игрок стал нервничать, но наконец все наладилось.

— Пропусти их вперед, — сказал Опалин. — Нам нельзя рисковать.

— Кого ты учишь, — буркнул Авилов.

Они подождали, когда бандиты уедут, и медленно тронулись следом. Под откосом догорали взорванные вагоны, и кровь убитых на снегу в лунном свете казалась почти черной.

Через несколько верст Опалину и его спутнику пришлось выбирать, потому что грузовик свернул в одну сторону, а фургон — в другую. Иван вспомнил, что грузовик был более вместителен, и решил ехать по следам грузовика, рассудив, что Ларион предпочтет остаться при главной части добычи. Но когда они завидели в конце дороги совсем небольшой домик, в котором слабо светилось окно, Опалин с досадой решил, что ошибся. Авилов остановил машину за деревьями и погасил фары.

— Видел телеграфные столбы? — спросил он шепотом. — Мы опять возле железной дороги. Это домик стрелочника или что-то вроде того, — он присмотрелся и добавил: — И во дворе сарай. Смотри! Они загнали грузовик внутрь! Теперь, если пойдет снег и засыплет следы, их нипочем не найдут…

— Интересно, кто живет в домике, — пробурчал Опалин, косясь на слоняющуюся под окнами темную фигуру, которую выдавал только огонек папиросы. — Один курит, а еще один подошел и стал в дверях, — он почесал щеку. — Что делать-то будем?

— Да ничего. Разберемся.

И с этими словами бывший летчик, бывший военный, игрок и щеголь вытащил из-за голенища нож — не то чтобы совсем уж бандитского вида, но такой, зарезать которым можно за милую душу.

— Откуда у тебя нож? — спросил пораженный Опалин.

— Обыскивать лучше надо, — хмыкнул Авилов, блеснув глазами. — Я пошел.

— Стой…

Но игрок уже выбрался наружу, и тьма поглотила его. "Она его погубит, — мелькнуло в голове у Опалина, — погубит как пить дать", — и она , о которой он думал, была вовсе не тьма, царившая вокруг. Он завозился и, сердясь на свою неповоротливость, выбрался из машины. Авилова уже и след простыл. Вертя головой и напряженно вглядываясь в ночные тени, Опалин осторожно двинулся к сараю. Завизжали петли открываемой двери, и он едва успел спрятаться за угол.

— Ну Ларион, — проныл гнусавый тенорок, — я тебе точно говорю… Если б рука или нога, тогда ладно. Но так! Что ее с собой таскать-то? Одна обуза. Нас же сейчас искать будут. Увидят ее, сразу поймут…

— Язык придержи, — сказал Ларион скучающим тоном. — Я тут решаю, кто обуза, а кто нет, ясно?

Услышав этот властный голос, таящий угрозу, Опалин весь закоченел — при том, что никого вообще-то не боялся и знал, что в его власти пристрелить Стрелка в любой момент. Но голос главаря словно парализовал его волю. Пока он раздумывал, что ему делать, Ларион уже удалился в сопровождении своего спутника.

Тем временем Авилов, вспомнив навыки тех времен, когда на войне ему приходилось ходить в разведку, прирезал двух бандитов, которые шатались возле домика, и оттащил их трупы в укромное место, после чего осторожно заглянул в окно. Он увидел чистую, бедную светелку почти без мебели, с довольно широкой кроватью, на которой лежала рыжая молодая женщина и, казалось, спала. Кроме нее, в комнате никого не было.

Решившись, он потянул на себя дверь и вошел в дом. Под его ногами заскрипели половицы. Пламя свечи, горевшей возле изголовья больной, затрепетало. Лежащая открыла глаза.

— Оля, — сказал он с мольбой, сам не зная, на что надеется, но чувствуя, что душа его разрывается на части — от счастья и в то же время от горечи. Она смотрела ему в лицо, словно не узнавая.

— А я-то думала, мне показалось, когда я видела тебя в больнице… в коридоре, — проговорила она усталым голосом.

— Оля, боже мой, Оля…

С того самого мгновения, когда он понял, что она жива, в голове его теснились заготовки самых пылких, самых фантастических речей, которые он произнесет, когда они встретятся; но в действительности он смог лишь, повторяя ее имя, повалиться на колени и прижаться лицом к ее рукам.

— Ты как меня нашел? — спросила она и тотчас добавила: — Впрочем, неважно, — высвободив одну руку, она быстро поправила волосы и улыбнулась. — Плохо я выгляжу, да?

— Оля, давай уйдем отсюда, — попросил он, но тут же вспомнил, что она ранена. — Ты не можешь идти, я тебя понесу, — он поднялся. — Я…

— Не надо, — сказала она, как-то болезненно усмехнувшись, отчего под глазами у нее дрогнули незнакомые ему морщинки. — Уходи.

— Оля, я никуда не уйду без тебя, — пробормотал он, теряясь. Она вела себя странно, но он готов был приписать это тому, что ей давали сильные лекарства.

— Да не Оля я, а Сонька, — выпалила она с неожиданной злобой, от которой ему захотелось отшатнуться, — и давно уже, давно, понимаешь? Со мной все хорошо, и… не надо меня спасать! — резко закончила она.

— Но я же люблю тебя, — вырвалось у него. — И всегда любил.

— Да, так любил, что сбежал на войну, — ответила она таким тоном, словно война была женщиной, с которой он ей изменил. И от этого тона, от ее сухих, блестящих глаз, которые явно были ему не рады, он окончательно потерял голову.

— Я не сбежал. Ты же знаешь, что меня призвали…

— Ну да, а я осталась с твоими родителями, которые терпеть меня не могли. А потом приехала эта купчиха, и стало еще хуже. Ах, Керенский, ах, большевики, ах, когда все это кончится, — злобно гримасничая, передразнила она. — Жрать нечего, деньги ничего не стоят, и деться некуда. Я думала, что уже все это забыла, нет — не забыла. Как тебя увидела, так все сразу вспомнила. Уйди, Коля, пожалуйста, прошу тебя: уйди. Мне ничего от тебя не нужно, ты ничего мне не можешь дать.