Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Со своей стороны, мы хотели бы тоже сделать для вас что-нибудь, товарищ Опалин. Мы умеем ценить смелых и решительных людей. Могу даже сказать, что нигде их не ценят так, как у нас. Если у вас есть какая-нибудь просьба…

— Есть, Генрих Григорьевич, — Опалин вздохнул. — Понимаете, у меня есть друг… У него туберкулез. Прогноз не очень благоприятный, но… Врач сказал, если его отправить прямо сейчас в хороший санаторий на юге… самый лучший… В санаториях нашего ведомства с местами туговато, и нам сказали ждать, а ждать он никак не может. Вот я и подумал… Если вы можете что-то сделать…

Генрих Григорьевич недовольно шевельнул усами. Вообще-то только что он довольно прозрачно намекнул хромому юнцу, что его не прочь принять на работу на Лубянку. Отличные пайки, красивая форма, почет и страх окружа… ах, пардон, почет и уважение окружающих обеспечены. А тот говорит о каком-то своем приятеле и месте в санатории, как будто важнее этого на свете ничего нет.

— Как зовут вашего друга?

— Селиванов. Василий Селиванов, — и, видя, что хозяин кабинета взял ручку и приготовился записывать, Опалин пустился в объяснения по поводу звания Васи и того, где тот находится сейчас.

— Поможем, чем сможем, — коротко ответил Генрих Григорьевич, закончив делать пометки в своей книжечке, и все тем же изучающим, цепким взглядом посмотрел на Опалина. — Может быть, у вас есть еще какие-нибудь просьбы? Или пожелания?

— Нет. Больше ничего.

— Тогда не буду больше задерживать, — хозяин кабинета сухо улыбнулся. — Насчет вашего друга я распоряжусь.

Он кивнул, показывая, что аудиенция закончена, и Опалин, чувствуя облегчение, захромал к двери.

На вечер этого дня у него были куда более приятные планы — он купил два билета в кино, куда собирался идти с Надей, и, так как его премия позволяла пошиковать (так сказать, в пределах разумного), даже нанял такси. Но мать Нади, которая открыла дверь, стала ему доказывать, что ее дочери нет дома.

— Ее верхняя одежда висит в коридоре, — сказал Опалин, чувствуя, как от неприязни к почтенной даме у него становится сухо во рту. — Зачем вы врете?

Вера Федоровна побагровела, воинственно вскинула подбородок и позвала дочь:

— Надя! Разбирайся сама, я не нанималась выслушивать оскорбления от всяких… всяких…

Опалин сразу же увидел, что девушка одета по-домашнему и явно не собирается никуда выходить. И то, что она прятала глаза, ему инстинктивно не понравилось.

— Я взял такси, — сказал он, — поедем, как… — он чуть не сказал "буржуи", но в последний момент поправился, — как короли. И фильм, говорят, хороший. С Фэрбенксом…

— Ваня, — внезапно сказала Надя, — у нас ничего не получится. Я долго думала, как тебе сказать… Все слишком сложно. Я не могу…

— Что не можешь? Пойти со мной в кино? — Опалин начал сердиться. — Мы же договаривались…

— Да, но… Ване не понравится… Извини.

— Какому еще Ване? — машинально спросил он. И внезапно вспомнил. Ваня Катаринов, любитель марафета с синяками под глазами. Горе-художник, которого выставили из ВХУТЕМАСа. Черт возьми, ведь о нем Опалин совсем забыл.

— Ты же его допрашивал, — сказала Надя с упреком, и он внезапно понял, что она не могла ему этого простить.

— Ты его любишь?

— Это тебя не касается.

— Не касается? Надя, он же наркоман. Я его видел: он конченый человек. Что ты творишь? Зачем? Он же пойдет ко дну и тебя с собой утянет…

По тому, как она отпрянула, Опалин понял, что оттолкнул ее, безнадежно оттолкнул этими словами.

— Не смей так о нем говорить! — выпалила она, задыхаясь.

Если бы она сказала "Да, я люблю его", это не прозвучало бы откровеннее. Интересно, когда она влюбилась в него? — мелькнуло в голове у Опалина. Еще тогда, когда Ваня числился женихом подруги Гали? Или Галя тут ни при чем, просто Надя из тех женщин, которым сладко жертвовать собой — вот только объекты для поклонения они выбирают чаще всего такие, которые не собираются ценить ни их жертвенность, ни их самих.

— Я десятки раз видел таких, как он, — сказал Опалин упрямо, все еще не теряя надежды достучаться до нее. — В периоды просветления они бывают очень обаятельны. Иногда они даже клянутся взяться за ум, но это ничего не меняет. Надя, он погубит себя. И тебя тоже, если ты останешься с ним.

— Честное слово, ты сговорился с моей мамой, — сокрушенно промолвила девушка, качая головой. — Хотя она и говорит о тебе, что ты еще хуже бандитов, которых ловишь.

И выпустив на прощание эту эффектную стрелу, она захлопнула дверь.

Чувствуя себя оплеванным с головы до ног — и не то что без всякой вины, но и вообще без всякого повода, — Опалин медленно двинулся к лестнице. Шофер такси, веселый белобрысый малый, встретил его открытой улыбкой — но, заметив изменившееся настроение пассажира, поспешно согнал улыбку с лица.

— Куда едем, гражданин?

Опалин сунул руку в карман, достал билеты в кино, мрачно посмотрел на них и разорвал в мелкие клочья.

— Поезжай, куда хочешь, — буркнул он, садясь в машину, но внезапно вспомнил, что Авилов сегодня играет в "Метрополе". — Нет, вот что: давай в центр…

Бильярдный зал был переполнен зрителями, и Опалин с трудом сумел протиснуться на более-менее приличное место. Игрок, похоже, был в своей стихии: каждый его удар сопровождался восторженным гулом. Он закончил партию и, заметив в толпе Опалина, кивнул ему.

— Если есть деньги, можешь поставить на меня, — негромко сказал Авилов Ивану, когда тот подошел ближе.

— Не хочу, — коротко ответил Опалин.

— Почему? Сомневаешься?

— Нет. Просто я не делаю деньги на друзьях.

— Что с тобой? — спросил Авилов, глядя ему в лицо.

— Все нормально. Не обращай внимания. Может, выпьем чего-нибудь?

— Я не пью. Руки дрожать будут.

— Как все сложно, — пробормотал Опалин, отходя, и тут заметил в толпе знакомое лицо. Это был лысый толстяк Ларион, сосед Катаринова, — и хотя Иван видел его второй раз в жизни, он обрадовался ему, как родному.

— Бюро "Вечность", какая-то там артель, — продекламировал он, подойдя к толстяку. Тот напрягся. — Помните меня? Я еще к вашему соседу приходил.

— Кажется, припоминаю, — пробормотал толстяк. — Только я больше не при делах. Сократили меня.

— Ну! Неужели товар перестал пользоваться спросом?

— Нет, просто место мое понадобилось одному родственнику начальника. Теперь вот думаю, куда податься. Может, помощником ветеринара возьмут, а может, в "Добролет" устроюсь, в отдел рекламы. Говорят, у меня к ней талант.

— Что ж, воздушный флот — дело хорошее, — заметил Опалин. — Пойдем выпьем за талант.

— Да тут дорого все.

— Ничего. Я плачу.

— Да? Ну тогда пошли…

Но ликеры в буфете оказались слишком сладкие, а толстяк, выпив, стал нести такую чепуху, что Опалин вскоре перестал его слушать. Вокруг них накрашенные женщины говорили громкими голосами, и из бильярдного зала доносился стук шаров.