Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Если Рафаэль оставит мне карту, я смогу добраться до деревни в своем темпе.

– Тебе так больно?

– Мне не больно, когда я переношу вес на другую ногу, – тихо ответил я, потому что словно вернулся во флот. Тогда Клем часто говорил, что, если немного взбодриться, станет легче.

– Ну да, разумеется, – кивнул он. Он смутился и отвернулся, потому что начал терять терпение, как бы сильно ни сдерживал себя. Я посмотрел на свои колени. Мы оба передвигались вполсилы, но я начал думать, что ни у кого из нас не осталось сил лгать. Даже Киспе согнулся от усталости. Его лошадь трогала его носом, проверяя, все ли с ним в порядке.

– Рафаэль, вы еще здесь? – крикнул я.

В ответ на меня упало несколько виноградин. Террасы над нами потонули в тумане. Он расползался нитями по всей долине. Казалось, шел легкий дождь, но это лишь влага стекала с листьев нависающих растений.

Мне было неудобно обращаться к Рафаэлю по имени.

– У вас есть фамилия? – поинтересовался я.

– Не совсем.

– Вы уверены? – уточнил я. Было сложно понять, почему он так ответил – из вежливости или нежелания делиться с нами чем-то своим.

– Что вы хотели?

– Вы можете оставить мне карту и взять с собой мистера Маркхэма? – спросил я. – Я не смогу идти быстро. Мне жаль.

Клем не возражал. Он поднял голову, и в его глазах блеснула надежда.

– Нет, – ответил Рафаэль. – Ешьте виноград.

– По правде говоря, ленивый индеец наверняка шел бы в пятнадцать раз медленнее, чем ты, – заявил Клем, смирившись.

Я уставился на виноградинку. Сахар постепенно рассеивал усталость. Обволакивающая тревога, которая подкралась ко мне у ледника, исчезла. Мы были в безопасности. Воздух почти прогрелся. Впервые за последние дни природа заметила, что сейчас должно быть лето. Я надеялся, что снег в Асангаро был причудой местной погоды, а не серьезным последствием солнечной бури. Я устал мерзнуть.

Я вертел виноградинку в пальцах, когда увидел, что к нам шел мужчина. Клем разбирал свою сумку и не заметил его. Мужчина оказался испанцем в старом военном сюртуке, надетом поверх обычной одежды. На плече у него висело ружье. Голландское. Мужчина остановился передо мной, и я уловил запах старого бренди.

– Только попробуйте дотронуться до хинного дерева, и я отрублю вам ноги.

Я резко ткнул тростью ему в челюсть. Он попятился.

– О господи, – воскликнул Клем. – Откуда он взялся?

Мужчина схватил меня за ворот рубашки и прижал к стене террасы.

– Всего одно семечко. Не волнуйся, все будут следить за вами.

Краем глаза я заметил Рафаэля за своей спиной. Он держал в руках ружье.

– Мануэль, – тихо сказал он. – Убери от него свои руки.

– А, это ты, – рассмеялся Мануэль. – Не верьте ему, он просто хочет продать ваше оружие мне.

Он ударил меня по лицу так, что у меня заныли зубы. Я ударил его в ответ – гораздо сильнее. Он разозлился и вытащил нож, но Рафаэль выстрелил ему в голову. Клем закричал, и я подскочил – не от звука выстрела, а от его крика. Я ударился затылком о стену террасы и замер, ожидая, пока боль перестанет пульсировать.

– Зачем вы это сделали? – спросил Клем.

– Потому что этого не сделали вы. Посмотрите на меня. – Рафаэль говорил гораздо тише обычного. Он поднял мою голову и проверил зрачки. Вблизи он выглядел моложе. То, что я считал морщинками вокруг глаз, оказалось шрамами, как у боксеров.

К своему стыду мне было приятно такое внимание, хотя оно не имело отношения к реальной проблеме. Увидев Рафаэля вблизи, я лишь вспомнил разговор прошлой ночью. Меня охватило чувство неловкости из-за того, что я так повел себя перед ним. Я приложил пальцы к его груди и оттолкнул.

– Все в порядке, никто не сожжет вашу деревню. Кем он был? – Я кивнул в сторону тела.

– Выращивал хинные деревья, пока их не вырубили. Теперь он помогает поддерживать монополию. Угрожает каждому белому мужчине, который оказывается в этих краях. – Рафаэль повесил ружье за плечо, и я уловил химический запах пороха. Я и забыл, как мне нравился этот запах.

– Спасибо, – сказал я, желая быть не таким грубым. – Впредь я постараюсь быть менее бесполезным.

Мои слова почти рассмешили Рафаэля.

– Садитесь на свою лошадь. Пока не пришел его сын. И вы, Маркхэм. Киспе, мы отправляемся, – добавил он на испанском.

– Мы что, просто оставим тело здесь? – удивился Клем.

– Займитесь им, если хотите. Я поехал дальше.

Рафаэль умчался вдаль до того, как Клем успел ответить.

Киспе удовлетворенно смотрел на тело мужчины, и я подумал, что этот человек вряд ли ограничивался одними угрозами. Я сел на землю, не спуская глаз с голландского ружья. Голова по-прежнему болела, и я придерживал ее рукой.

– Что, если бы у Рафаэля не было ружья? – воскликнул Клем, как только Рафаэль отъехал достаточно далеко, чтобы не слышать нас. – Не ввязывайся в схватку, которую не можешь закончить, Эм. Мы оба могли погибнуть.

Я знал, что он злился на себя из-за того, что Рафаэль оказался быстрее, но мне все равно было обидно. Я отстал от всех. Клем выехал вперед. Рафаэль дождался меня, чтобы я не потерялся, и дважды сворачивал на неожиданные тропы. Клем не сразу замечал, что едет в одиночестве. Очевидно, Киспе знал дорогу, потому что медленно ехал последним. Когда мы поднимались по склону долины, Рафаэль притворился, что не замечает, как мне тяжело. Затем он дотронулся до моей руки, чтобы я остановился. Он показал на огромные валуны на горном склоне, похожие на застывшие позвонки гигантского зверя.

– Это редкость, – пояснил Рафаэль. – Нам повезло увидеть их.

– Что это? – спросил я, наклонившись в седле. Я подозревал, что Рафаэль просто придумал все в качестве повода передохнуть.

– Они называются чакрайюк .

Слово не казалось выдуманным. Рафаэль не сводил взгляда с камней, перебирая бусины своих четок. Он зажал поводья под коленом.

– Что это означает?

– Это означает «хозяин поля», – недовольно отозвался Клем. Наверное, он только что нашел верный поворот. – Это святыня. Очень древняя. Раньше люди считали камни живыми.

– Нет, – возразил Рафаэль. Он говорил слишком тихо, чтобы Клем мог услышать. – Оно означает… – Он задумался, глядя в одну точку. Я увидел, как он вспомнил слово, потому помрачнел, словно никогда не задумывался об этом раньше и кечуанское слово оставалось для него просто словом. – Гигант, – наконец сказал он. – Мертвый гигант.

Неожиданно мы вышли к реке. Ничто не предвещало ее появление: не было ни камыша, ни болотистых участков. Внезапно перед нами возникла вода. Река, широкая и медленная, текла в обоих направлениях. Клем растерянно огляделся. Он спросил Рафаэля, откуда и куда она текла, но, даже говоря об одних и тех же местах, они называли их по-разному, за исключением названий стран.