Игорь Лебедев - Формула алхимика

— Прекратите валять дурака, Иван Данилыч! Пойдите лучше осмотрите дальние углы. Других это тоже касается!

Чины полиции вслед за Свинцовым разбрелись по лабиринтам, которые образовывали приделанные к потолку драпировки.

— Илья Алексеевич! — позвали откуда-то из-за портьеры.

Ардов поспешил на зов и очутился в закутке, где располагались диван и небольшой столик. На нем было небольшое зеркальце на подставке, коробочки, флаконы, пудреницы.

— Нечто вроде будуара, — оценил пространство Спасский и протянул тетрадку.

Илья Алексеевич раскрыл.

— Это, наверное, посетители, — предположил письмоводитель.

На странице имелся список фамилий; напротив большинства стояли крестики.

— И вот еще, — Спасский указал на паспорт, лежавший на столике.

— Надо же, — удивился Илья Алексеевич, взглянув на фамилию в картонной книжечке, — действительно француженка.

Вернувшись в зал, Илья Алексеевич передал улики Жаркову. Он как раз закончил собирать во флакончик остатки жидкости из чайных чашек, стоявших на столе. Вдруг круглый стол в центре залы взлетел над полом не менее чем на фут и начал вращаться! Потревоженное тело прорицательницы качнулось и с грохотом свалилось на пол. Все вздрогнули, Спасский вскрикнул, Евсей Макарович потянулся к черной кобуре.

— Не двигаться! — зачем-то крикнул фон Штайндлер.

Откуда-то из глубин темного пространства донесся голос Свинцова:

— Вот это машинка!

Пробравшись по проходам за кулисы, чины полиции обнаружили железный станок, напоминающий швейную машину с ножным приводом: ремень от пускового колеса уходил в пространство в полу и оттуда, вероятно, тянулся под досками к шкиву махового колеса в ножке стола. Свинцов поставил ногу на педаль и еще раз привел механизм в движение.

Ардов приподнял фонарь и увидел множество нитей, уходящих в разные стороны. Он тронул их. Тут же послышались звуки колокольчиков, закрепленных, по-видимому, в разных местах помещения.

— Да-с… Ловкая мошенница, — заключил пристав.

— Илья Алексеевич, — позвал Жарков.

Все обернулись на голос. В углу из-под портьеры в тусклом свете керосинки виднелись подошвы штиблет. Криминалист отодвинул занавес. Прислонившись к стене, на полу сидел мужчина в черном костюме. Лицо его было землистым, на груди имелись подсохшие пятна рвотных масс.

Ардова атаковал рой жужжащих насекомых.

Свинцов приподнял голову господина.

— Это Бугров, — сказал сдавленным голосом сыщик. — Чиновник по особым поручениям при обер-полицмейстере.

Жарков пощупал ему пульс.

— Кажется, жив, — с удивлением произнес он. — Ну-ка, братцы…

Свинцов оторвал кусок от портьеры, Африканов и Пилипченко уложили на него тело и понесли к выходу.

— Везите в Обуховскую — это ближайшая! — распорядился Жарков. — Спросите доктора Троянова.

— Это заносить в протокол? — обратился к приставу Облаухов, но тот, кажется, даже не услышал — глаза его медленно наливались кровью.

— Так… Иван Данилыч, — начал он, обернувшись к околоточному надзирателю, всем своим видом источая гнев и решимость. — Поднимай городовых. Едем в «лавру». Наверняка этот субчик там схоронился.

— Может, подождем до утра? — попытался остудить пыл начальства Штайндлер. — Получим разрешение…

— Какого утра?! — не выдержал Евсей Макарович. — Ведь уйдет же! Это же не какой-то там фармазон! [45] Фармазон — мошенник, выманивающий деньги с оставлением в залог фальшивых бриллиантов (блатн.). Это же самый отпетый мокрятник! Убийца-душегуб! Такие до утра не ждут, Оскар Вильгельмович, пока мы с вами разрешение получать будем.

Вне всякого сомнения выкушанные по случаю праздника два полуштофа притупили обыкновенную осторожность и благоразумие пристава третьего участка Спасской части. Всю оставшуюся ночь он проводил облаву в «Вяземской лавре», переполошив местных обитателей, порядком отвыкших от визитов представителей законной власти. Евсей Макарович носился коршуном по ночлежкам, притонам и тайным балатакским [46] Балатак — перекупщик краденого (блатн.). берлогам, вышибал двери, требовал полного подчинения и раздавал тумаки любому, кто осмеливался фордыбачить. Чувствовал он себя в этот момент так же, как почти двадцать лет назад на битве с турками в окутанной туманом Шейновской роще [47] Битва при Шейново — решающее сражение Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. за освобождение Болгарии от османского ига. в составе 9-го стрелкового батальона, за что был удостоен бронзовой ленточки на головной убор с отличительной надписью «За Шейново 1878». Закончив осмотр очередной норы, он провозглашал зычным возгласом «Редут взят!» и устремлялся к осмотру нового ложемента. [48] Ложемент — небольшой окоп для укрытия пехоты или орудий. Всех лысых, кривых и шепелявых утаскивали в участок, где к утру оказалось набито в кутузку не менее двух дюжин задержанных.

Тем же вечером филер Шептульский продолжал нести службу во дворе дома 119 по набережной Фонтанки, где у слесаря с Варшавского вокзала снимала комнату Глебова. Ардов велел ему продолжить наблюдение за натурщицей, в показаниях которой имелись подозрительности.

К сожалению, после разоблачения старшего дворника Шептульский лишился с его стороны поддержки по части провианта, отчего чувствовал себя нынче голодным, замерзшим и уставшим. Настроение его потухло, а внимание рассеялось. Когда из квартиры слесаря в который уже раз за последние дни выскочил пронырливый мальчишка в рабочей одежде, филер по обыкновению не обратил бы на это никакого внимания, если бы этот мальчишка не оступился в темноте и не растянулся. Картуз слетел с его головы, и в свете тусклого фонаря Кузьма Гурьевич разглядел весьма странную прическу, никак не подходящую для рабочего подростка.

— Ах ты, калоша безглазая, — прошептал филер, обращаясь с укором к самому себе, — как же я этого раньше-то не приметил.

Копна рыжих волос выдала в пареньке переодетую Глебову. Она быстро напялила головной убор на место, тревожно огляделась и продолжила путь. Выпроставшись из-за сарая, Шептульский устремился следом.

Девушка уверенно маневрировала по темным дворам в районе Забалканского проспекта и вскоре выскользнула в Таиров переулок, по которому достигла грязных лачуг Сенной площади. Там ее поджидал подозрительный тип, с которым Глебова перебросилась парой слов и двинулась дальше, на Гороховую.

Не желая попасть на глаза подозрительному типу, Шептульский чуть задержался за сараем в ожидании, пока тот не скрылся в щелях между лачугами. Продолжив путь, филер на какое-то время потерял объект преследования из виду и двигался исключительно в расчете на интуицию, которая обычно не подводила старого топтуна.