Андрей Курков - Самсон и Надежда

Вдова дворника открыла двери парадного не сразу. Потом извинилась, сказала, что бульон варит.

— А мяса где взяли? — строго спросил ее Холодный, и она, на удивление, испугалась вопроса, закашлялась и забежала к себе, закрыв дверь дворницкой квартиры на засов.

— Хоромы у тебя! — произнес, оглядевшись в гостиной, Холодный. Прозвучало будто от зависти.

— Я тут не один, — поспешил объяснить Самсон. — Нас уже давно уплотнили. Сначала красноармейцы, ты же знаешь! А потом… И вот только-только беженцы с Подола съехали, к себе вернулись.

Выпили они за два последовавшие часа чайник чаю. Сидели, тишину в темноте слушали. Электричество в этот вечер город давал, хоть и слабое, но свет они не включали.

— А как ты думаешь, — спросил неожиданно Самсон, — если все станут атеистами, Бог забудется?

— Конечно! — ответил Холодный. — Их, богов, уже сколько было! И все забылись, кроме последнего! Или последних! Еще же Аллах у азиатов есть!

— А во что тогда люди верить будут, если Бог забудется?

— В себя, в будущее, в силу природы! — принялся размышлять бывший священник.

И тут в дверь постучали. Вежливо. Самсон узнал стук вдовы. Подскочил, открыл ей двери.

— Там кто-то ходит, — прошептала она напуганно. — Под домом! То приходят, то уходят. Я из окна их видела.

— А сколько их? — спросил Самсон.

— Двое, в кожаных куртках и фуражках! На чекистов похожи!

Холодно стало Самсону. Холодно в ногах и жарко в голове, словно он одновременно и страх, и мужество в себе ощутил.

— Ты дверь парадного открой, чтоб только прикрыта была, — зашептал он поспешно вдове дворника, — а сама спрячься в самый темный угол и сиди там!

— А Наденька! А если ее убьют?

— Она у родителей, не бойся за нее! — успокоил женщину Самсон.

Постоял еще, пока не услышал, как, выполняя его поручение, вытащила вдова внутренний засов двери парадного входа. Потом закрыл свою дверь на ключ и проверил жестянку, чтобы плотно она в зазоре дверной ручки сидела. Вернулся в гостиную.

— Скоро нападут! — сказал Холодному.

Тот сразу достал на стол свой маузер. Из кармана куртки высыпал горсть патронов, стал заряжать.

Самсон тоже достал из кобуры наган, но положил себе на колени, не выпуская из руки.

— Нам бы лучше их ранить, а не убить! — прошептал он. — Тогда и допросить можно будет!

— Попробуем! — согласился Холодный. — Убивать — нехорошо, не по-христиански!

Самсон посмотрел на товарища странно, услышав последние слова. Но Холодный не заметил, он все еще заряжал маузер, медленно и аккуратно.

— А сколько у тебя патронов в магазин влезает? — спросил Самсон.

— Десять, — ответил Холодный. — Говорят, есть еще маузеры на двадцать, но мне такие не попадались. Может, сейчас, в бою добудем? — усмехнулся он.

Самсон услышал отдаленный шум, шаги. Сразу понял откуда.

Раздалось три выстрела, и жестянка выпала из зазора ручки и звонко стукнулась о деревянный пол, покатилась.

Словно железное колесо трамвая прозвучало в голове Самсона, и он закрыл правой рукой ушную раковину, пытаясь ее защитить, но наган начал сползать с колен, и он схватил его снова и присел рядом со столом на корточки.

Дверь в коридоре распахнулась с силой и кто-то вбежал, стуча сапогами по полу. Раздались выстрелы, и Холодный, бросившийся под правую стену на пол, стал стрелять оттуда, а Самсон, выстрелив трижды в сторону коридора, увидел искру, высеченную пулей нападавших из стоявшего на столе медного чайника, перекатился налево, но остановился, не докатившись до шкафа, стоявшего между окнами, дострелял запас пуль в темноту. И стал лихорадочными движениями в темноте снова заряжать наган. Уронил патрон на пол, нащупал, вставил в барабан.

— Эй, — донесся до него шепот Холодного, — чё-то тихо!

Самсон, у которого в голове стоял шум и который на фоне этого шума услышал шепот товарища, удивился. Замер. Понял, что раз на фоне шума шепот услышал, то шум этот в его голове звучит, а шепот действительно из тишины пришел.

— Я не слышал, как они падали! — снова прошептал из темноты Холодный. — Может, притаились? Там же у тебя кухня и клозет!

Помолчав, прислушиваясь, Самсон через минуту ответил.

— Да, могли! — сказал он шепотом.

— Давай подползем, — предложил Холодный.

Пол казался Самсону удивительно холодным. Он, стараясь не делать лишних шумов, полз по полу, как ползают по земле черви. Сначала на два вершка подтянул ноги, потом оттолкнулся и выдвинулся телом. Он хорошо слышал, как полз. Слишком хорошо. И поэтому еще больше замедлил свое продвижение к двери в коридор.

И вдруг в нос ему ударил теплый запах крови. И ладонь легла на липкую лужицу в футе от лица.

— Тут кровь! — прошептал он.

— Ай, сука! — крикнул Холодный, и прозвучало несколько выстрелов подряд.

Во вспышке выстрелов Самсон увидел прямо перед собой и перед Холодным два неподвижных тела. В кожаных куртках, с пистолетами в руках. Они лежали ничком. Нога одного, того, что был ближе к Холодному, была поджата.

— Убили? — спросил Самсон уже не шепотом.

— Может, там еще кто есть? — Холодный приподнялся на колено, встал.

— Эй, выходи! — крикнул он в сторону открытой двери.

Выставив вперед маузер, переступил через труп и остановился у проема. Там же присел на корточки и переклонился на другую сторону почти лежа.

— Тихо! — прошептал он. — Нет там никого!

Он набрал полную грудь воздуха и с криком: — Руки-и-и! — вскочил и вбежал в кухню. Самсон услышал, как с силой распахнулась дверь в туалет и в ванную комнату.

В кухне зажегся свет. Холодный вернулся в гостиную и поднял лапку включателя света и там.

Они перевернули убитых на спину.

— Это Антон! — кивнул на одного Самсон.

Антон лежал с открытыми злыми глазами. Лоб был залит кровью. У второго из раны в шее еще лилась кровь. Он тоже был мертв.

— В темноте не убить нельзя, — сожалеюще выдохнул Холодный. — Я же не видел, куда стреляю!

— Я тоже, — сказал Самсон.

Обыскал карманы кожаной куртки, штанов и суконной гимнастерки Антона. Ничего, кроме россыпи патронов в левом кармане, десятка сложенных в несколько раз тысячерублевых «думок» и пачечки советских сереньких тридцатирублевок в правом. У второго убитого нашлись во внутреннем кармане куртки бумаги на имя Григория Шебуршина, красноармейца запасного батальона киевской губчека, удостоверенные подписями и треугольными или круглыми печатями. Григорий Шебуршин мог ходить без ограничений ночным Киевом, ему должны были оказывать содействие и помощь, он дважды закончил курсы красных стрелков и получил две недели назад на складе обмундирования две смены нижнего белья, кожаную куртку и фуражку, хромовые сапоги и к ним три пары портянок, а также ремень офицерский, царский, со стертой механическим путем пряжкой.