Сергей Алексеев - Магический кристалл

Ура ходил-ходил по льдам — ни единого огонька не увидел, ни одного человека не встретил, поэтому и отправился к богам.

Покинув свою Родину, боги сами оказались без места и тоже летали по небесам в поисках пристанища, часто опускаясь на высокие горы, которые все же по сравнению со Светлой Горой, были низкими, холодными и не пригодными для обитания. Многие из небесных владык и вовсе разлетелись по разным сторонам света, поселившись возле своих сотворенных народов, некоторые сошли на землю, воплотились и стали охранительными божками, а иные и вовсе настолько охладели к творению, что угасли и обратились в бестелесный дым, называемый духом. Но самые стойкие и могущественные все еще странствовали ватагой по свету, не желая разбредаться.

Долго шел Ура божьими дорогами и следами, пока однажды не увидел на холме яркий свет — будто солнце лежит на земле, а вокруг стоят и греются звери и птицы, все вместе. Понял он, кто это здесь ночь коротает, но виду не подал, а по арварскому путевому обычаю молча подошел, бросил в костер свой посох — иного топлива не было у него, и встал между соколом и оленем, где место было, да руки к огню протянул. А он холодный и совсем не греет, или Ура так озяб, что уже не чувствовал жара.

Сокол вынул посох из костра и бросил ему под ноги.

— Ступай своей дорогой, — сказал. — Ты еще слишком молод, чтоб греться возле нашего костра.

Олень же голову склонил и свои золоченые рога наставил в живот Уре — того и гляди пропорет. Орел заклекотал, недовольно зарычал медведь, и лишь один тур стоял неподвижно, склонив голову к земле.

— Добро, я уйду, — ответил исполин. — Только дайте горящего уголька на разживу. У людей огонь потух, а им нужно согреться, разжечь светочи и дальше идти.

— Кто эти люди?

— Арвары.

— Нет у нас для них ни огня, ни света, — грозно молвил тур. — Пусть удопоклонники познают тьму! И пусть сгинут во мраке!

Юный исполин видел, что перед ним в образе тура стоит сам Даждьбог, но опять виду не показал.

— Ну что же, коль арвары обречены, нечего и хлопотать о земном огне, — сказал он и поднял с земли посох. — Если Дед не жалует своих внуков, мне их не пожаловать.

Жаловать означало давать огонь.

— Ладно, будь по-твоему, — вдруг согласился бык. — Возьми одну искру и ступай. Но запомни: из нее ты можешь разжечь лишь огонь любви. Кто согреется этим огнем, тот и останется цел.

Ура поймал одну искру, заложил ее в трещину на богатырском посохе, накрыл это место ладонью, чтобы не погасла, и пошел обратно.

В других же сказах говорится, будто эта искра сама залетела в трещину, когда посох лежал в костре, а Ура спрятал ее под руку, опасаясь, как бы не засияла во тьме Зга и боги зарева не увидели. Но как бы там ни было, пока исполин нес огонь, опалил руку до самого запястья, поэтому арвары издали увидели живой огонь и многие ослепли, ибо отвыкли от горного света.

— Зачем ты принес этот огонь? — закричали они на Уру. — Брось его или уходи от нас и не приближайся!

— Это живой огонь! — попытался убедить их исполин. — От него вам станет тепло даже без костра и топлива. Не бойтесь! Теперь мы не пропадем. Идите за мной!

И поднял над головой посох с искрой, осветив огромное пространство. Но арвары попятились, заслонились руками, и стоящие близко покрылись язвами, поскольку невозможно изведать Пра тому, кто вкусил злобу и ею погасил свое сердце. Юный Ура еще не знал этого и безрассудно старался приблизиться к людям; они же, напротив, бежали от него прочь, проклиная исполина и забыв о холоде и голоде.

Он еще долго ходил за арварами, пугая их и приводя в бешенство, но потом, отторгнутый собратьми, взял свой посох и один пошел в полуденную сторону. Люди же увидели, что огонь быстро удаляется и превращается в Згу, а со всех сторон подступает мрак, спохватились и пошли за этой малой искрой, ибо в тот час не было в мире иного света …

Горислав Великий и все иные города парусья готовились к таржищу — древнему семидневному празднику совокупления земли и неба, который случается раз в сорок лет. На всех холмах вокруг стольного града были выложены островерхие горы облитых смолой и горицей дров, на поле, где справляли тризну, построены снаряды для состязаний и уже подняты из погребов бочки с медами, винами и пивом. Опасаясь пожаров, таржище обычно справляли вне города, однако на сей раз приготовления шли и на вечевой площади, поскольку этот праздник совпал с другим: Князь и Закон русов Путивой отдюжил первые двенадцать лет на варяжском престоле и потому расы-скоморохи собирались устроить потешное вече, для чего каменную колокольню украсили тканями, морскими звездами и дубовыми желудями, а сам колокол обрядили в одежды государя. Уже завтра рано поутру он должен был зазвонить призыв к огню, и весь Горислав жил в предвкушении таржества, когда приносят в дар хлеб-соль, олицетворяющие совокупление земли и солнца, а на холмах возжигают костры и открывают веселые игрища, состязания, потешные поединки и морские сражения.

Дворец Путивоя был полон гостей, ибо в стольный град съехались сыновья князей из всех семидесяти семи городов парусья, чтоб попытать счастье в жениховых играх и добыть себе самую прекрасную невесту: по обычаю, таржище заканчивалось свадьбами. Девы, коим подошел срок замужества, съезжались обыкновенно в канун праздника, а то и в первый его день, дабы заранее не являть свою красу, и непременно под покровом ночи и под охраной ближних родственников, которые выстраивали возле стольного града стан из веж и шатров, окружали его телегами и стерегли невест так, как не стерегли сокровища. И только Закон был вправе подняться на любой корабль или войти в стан, взглянуть на деву и убедиться, здорова ли она, созрела ли годами, чтоб выходить замуж. Нетерпеливые женихи, зная об этом, досаждали Путивою, выспрашивая, у кого краше невеста, или, отыскав себе заделье, круглыми сутками гарцевали на лошадях вдоль дорог, морских и речных пристаней, желая еще до показа высмотреть себе суженую, а потом прознать, откуда она родом, достойны ли родители и какое приданое можно получить. Особо любопытные рядились в расов, брали забавы и проникали в станы сухопутных варягов и на корабли, иные же, дерзкие, прикидывались мытарями, заходили на судно будто бы взять пошлину, и если невеста нравилась, бывало, что воровали ее, а то и вовсе захватывали вместе с родичами и кораблем.

Накануне таржища к пристаням Горислава Великого подчаливало много девичьих судов, а некоторые, осторожные, вставали в пяти верстах от берега в надеже, что женихам не захочется непроглядной осенней ночью купаться в ледяной воде — по обычаю, всех застигнутых озорников бросали за борт. Но среди отважных женихов нашелся бесстрашный морской варяг именем Сивояр, любивший похвастаться своей удалью, который дождался темной полуночи, на утлой лодчонке добрался до кораблей, стоявших на якорях, и по якорному канату поднялся на первый попавшийся. Ватажников и родичей нигде было не видно, да в кромешной тьме он ничего толком рассмотреть не мог, огней же на палубе обычно не зажигали, однако сразу показалось, что хорс больно уж велик. А когда Сивояр отыскал вход в корабельное укрытие, полагая, что там сокрыта невеста, и попробовал отворить дверь, почуял неладное: сколько ни прыгал, не мог достать ручки — так высоко была. Только тут варягу пришло в голову, что судно не простое, скорее всего, исполинское, которые приходилось видеть на морских отмелях, где они догнивали по многу лет. И только подумал об этом, как дверь распахнулась и вырос перед храбрецом великан, в четырежды выше его. Хорошо, что с такой высоты не видать ничего, а то был бы Сивояру и праздник, и женитьба! Затаился он, поглядел, как его лодку уже на палубу вытаскивают, не стал ждать, когда и самого найдут, улучил мгновение и обратным ходом к борту, оттуда уж в воду да скорее вплавь к берегу.