Роберт Гулик - Призрак в храме

— Что за дерзкая девчонка! — заметил старшина, когда они вновь шли по лесу.

Судья пожал плечами.

— Она любит уток, а это уже кое-что значит. Ну что ж, я рад, что увидел Приют отшельника. Изысканная атмосфера храма подкрепляет высокое мнение моих жен о настоятельнице.

Начальник стражи с двумя стражниками, разгоряченные и растрепанные, сидели на лестнице главного зала. Увидав входящего во двор судью, они тут же вскочили.

— Безуспешно, ваша честь! Клянусь, что никто уже давно не забирался в эту проклятую чащобу! В ней нет даже тропинок. И не похоже, чтобы там что-то копали. Остальные все еще пытаются пробраться вглубь с другой стороны стены.

Судья уселся на большой камень в тени стены и принялся энергично обмахиваться веером.

— Вы говорили, ваша честь, что у преступника, скорее всего, был помощник, — после недолгой паузы произнес начальник стражи. — Не могли ли они быстренько соорудить носилки, положить на них тело и унести его отсюда куда подальше?

— Возможно, но маловероятно. Так они рисковали бы наткнуться на других бродяг, а эти бродяги народ любопытный. Я думаю, труп все же спрятан где-то в саду.

Один за другим стражники появлялись из зарослей, качая головами.

Судья поднялся.

— Уже поздно. Пора возвращаться в управу. Начальник стражи, опечатай двери храма и оставь двоих стражников охранять его. И позаботься, чтобы их сменили до наступления ночи.

Ма Жун надел широкие штаны, залатанную куртку из выцветшей голубой хлопковой ткани и повязал голову красным платком. В такой поношенной одежде он не будет привлекать ненужного внимания в северо-восточном квартале, отведенном татарам, индусам, уйгурам и другим чужеземным варварам.

Путь был неблизким, но Ма Жун продвигался быстро, потому что почти все лавки были закрыты на полуденный отдых и на улицах было немноголюдно. Но после того, как он прошел мимо Барабанной башни, узкие улочки стали более оживленными: торопливо проглотив в полдень порцию лапши, жившие здесь бедняки вновь поспешно принялись за работу, чтобы наскрести несколько медяков на ужин.

Пробираясь по зловонным улочкам сквозь разношерстную толпу, состоящую из центральноазиатских кули и китайских уличных торговцев, он наконец достиг улицы, где Тульби открыла свой трактир. Уже издалека он заметил, что она стоит перед печью и бранит старшего сына, раздувающего огонь под огромным железным котлом. Второй ребенок вцепился ей в юбку. Для посетителей было еще слишком рано. Ма Жун неторопливо подошел к ней.

— Ма Жун! — радостно воскликнула она. — Рада снова видеть тебя! Но что у тебя за вид! Тебя выгнал хозяин? Я всегда говорила, что ты слишком хорош для того, чтобы ловить воров. Тебе нужно...

— Шш! — прервал ее Ма Жун. — Я так одет, потому что на работе.

— Да отвяжись ты, неслух! — крикнула она, дергая за уши младшего сына, упорно державшегося за ее юбку.

Тот немедленно заорал во все горло. Его брат бросил презрительный взгляд на Ма Жуна и сплюнул в огонь. Ма Жун почувствовал

Ма Жун навещает свою старую подругу Тульби

так хорошо знакомый ему запах прогорклого масла и заметил, что у Тульби грязный нос. Ко всему прочему, она еще и растолстела. Он молча возблагодарил милосердное Небо за то, что оно избавило его от всего этого. Потом он полез в рукав и достал оттуда связку медных монет.

— Вот, — начал он, но она подняла руку и сказала, надув губы:

— Постыдись, Ма Жун! Чтобы еще ты платил за это! — Тем не менее она засунула медяки в рукав и продолжила: — Муж ушел на весь день, поэтому мы можем приятно и не торопясь поболтать в моей комнате. Мальчишки побудут здесь, а мы...

— Сказал же тебе, что я на работе! — воскликнул Ма Жун. — Деньги — плата за полученную информацию. Давай присядем на лавку.

— Пойдем! — сказала она, решительно схватив его за руку. — Ты получишь свою информацию с гарниром! Конечно, приятно не заниматься старым делом, но все-таки в разнообразии тоже что-то есть. И ты знаешь, как я к тебе отношусь, Ма Жун! — Она бросила многозначительный взгляд на дверь.

Ма Жун заставил ее сесть и сам устроился рядом.

— В другой раз, дорогая. Честное слово, я спешу! Я должен навести справки о ссоре между кем-то из ваших людей и Сэн Санем, бандитом из квартала возле восточных ворот. Знаешь, это была на самом деле серьезная ссора. Сэн Саню оттяпали голову.

— Наши парни не общаются с китайским сбродом, — неохотно сказала она. — Да и как это возможно, если они не понимают языка друг друга? — Оживившись, она добавила: — Помнишь, как ты учил меня китайскому, Ма Жун?

— А как же! — невольно ухмыляясь, ответил он. — Не подумай, что я хочу сказать, будто ваши люди сделали что-то дурное. Просто мой хозяин хочет предотвратить дальнейшие недоразумения; как у нас говорят, он любит, чтобы в доме был порядок. Ну, моя девочка, подумай! Ты не слышала, чтобы твои клиенты говорили о драке в старом храме за восточными воротами?

Она задумчиво поковыряла в носу.

— Единственное серьезное событие, о котором я слышала в последнее время, — это убийство одного татарского вождя за границей. Это была кровная месть. — Она искоса посмотрела на Ма Жуна и добавила: — Ты сказал о храме, и это кое-что мне напомнило. Через четыре улицы отсюда живет жуткая женщина, татарская колдунья по имени Тала. Настоящая ведьма, знает и прошлое, и будущее. Когда кто-то из наших затевает какое-нибудь крупное дело, он всегда сначала советуется с ней. Она знает все, Ма Жун, абсолютно все! Но это не значит, что она говорит все, что знает. В последнее время люди недовольны ею. Они утверждают, что она дает неправильные советы, возможно, нарочно. Если бы они не боялись ее, они бы... — Она провела пальцем по горлу.

— Как мне попасть к ней?

— Перестань копаться в печи! — крикнула Тульби старшему сыну. — Отведи господина Ма к Тале! — Когда Ма Жун поднялся, она торопливо прошептала: — Будь осторожен, Ма Жун. Это дурное место.

— Не беспокойся. Большое спасибо!

По обеим сторонам кривой улочки, на которую привел его мальчишка, стояли одноэтажные дома с покосившимися глинобитными стенами и грубыми соломенными крышами. Посреди улицы находился дом побольше с остроконечной крышей, немного напоминавший степной шатер. Показав на него, мальчик убежал. Поблизости не было никого, кроме четырех татар, сидевших на корточках, прислонившись к стене, напротив дома колдуньи. На них были мешковатые кожаные штаны с широкими поясами; мускулистые тела обнажены по пояс. Полуденное солнце отражалось от их круглых голов, тщательно выбритых, так что оставалась только длинная прядь волос на затылке. Когда Ма Жун проходил мимо, один из них сказал товарищам на ломаном китайском: «Теперь она принимает даже китайских подонков!»