Роберт Гулик - Призрак в храме

Намеренно пропустив оскорбление мимо ушей, Ма Жун отодвинул засаленную занавеску, закрывавшую дверной проем. В царившем внутри полумраке он смутно различил две фигуры, сгорбившиеся над небольшим костром, пылавшим в яме посреди земляного пола. Поскольку они не обратили на него никакого внимания, он уселся на низкий стул возле двери.

Ма Жун почти ничего не видел, глаза его еще не привыкли к темноте после яркого солнечного света снаружи. Прохладный воздух был пропитан запахом какого-то чужеземного благовония, напомнившим ему аптеку. «Наверное, это камфорное дерево», — подумал он. Фигура в капюшоне, сидевшая спиной к нему, что-то безостановочно лопотала на чужом, гортанном языке. Это была старуха в татарском войлочном плаще.

По другую сторону от костра лицом к старухе на низеньком стуле сидела другая женщина. Ма Жун не мог рассмотреть ее, потому что она была закутана в длинный бесформенный балахон, свисавший с плеч до самой земли. Длинные черные волосы ниспадали на плечи и наполовину закрывали опущенное вниз лицо. Колдунья слушала старуху, монотонно что-то бубнившую.

Ма Жун скрестил руки на груди и, приготовившись к долгому ожиданию, стал осматривать скудную обстановку комнаты. У стены за спиной колдуньи стояла низкая, грубая дощатая кровать, а по обе стороны от нее — две бамбуковые табуретки. На одной лежал медный колокольчик с длинной причудливой рукояткой.

Со стены над кроватью на Ма Жуна смотрели два больших выпученных глаза. Они принадлежали свирепому богу, изображенному яркими красками. Он был больше человеческого роста. Волосы его стояли дыбом, образуя что-то вроде нимба вокруг огромной головы. Одна рука сжимала странной формы ритуальное оружие, другая держала чашу, сделанную из человеческого черепа. Тучное красное тело было обнажено, если не считать тигровой шкуры вокруг бедер. С плеч свисала извивающаяся змея. Была ли это игра мерцающего огня, или на самом деле зияющий рот с высунутым языком двигался в насмешливой гримасе?

Ма Жуну на мгновение показалось, будто это даже не картина, а статуя, но он не был уверен, потому что за чудовищным богом виднелись только темные тени.

Он в раздражении отвел глаза от отвратительного зрелища и осмотрел комнату. В дальнем углу лежала куча хлама. У боковой стены были сложены шкуры животных, возле них стоял большой медный сосуд для воды. Чувствуя себя все более неловко, он поплотнее запахнул куртку на груди, потому что становилось довольно прохладно. Пытаясь отвлечься другими, более приятными мыслями, он подумал, что Тульби, в конце концов, не так уж и плоха. Нужно будет зайти к ней как-нибудь, прихватив пару подарков. Потом он подумал о девушке по имени Нефрит и о ее таинственной записке, которую они нашли в коробочке из черного дерева. Была ли она все-таки спасена, и если да, то где она может быть сейчас?

Красивое имя Нефрит, предполагающее холодную, отчужденную красоту... У него было такое ощущение, что эта девушка должна быть очень привлекательной. Он поднял голову. Голос старухи наконец-то смолк.

Из-под складок балахона, окутывающего колдунью, показалась белая рука. Она поворошила огонь тонкой палкой, потом начертила ее пылающим концом несколько изображений на пепле, что-то нашептывая старухе. Та энергично кивнула, положила несколько сальных медяков возле костра, кряхтя поднялась и исчезла за войлочной занавеской.

Ма Жун начал вставать, чтобы представиться, но тут колдунья подняла голову, и он резко опустился на стул. Два больших пылающих глаза впились в него. Это были те же самые глаза, что смотрели на него сегодня утром на улице. У нее было очень красивое, но холодное лицо, а бескровные губы кривились в презрительной усмешке.

— Пришли узнать, любит ли вас по-прежнему ваша девушка, господин чиновник? — спросила она глубоким гортанным голосом. — Или ваш хозяин послал вас узнать, не занимаюсь ли я колдовством, запрещенным вашими законами? — Она говорила на безупречном китайском языке. Ошеломленный Ма Жун молча посмотрел на нее, и она продолжила: — Я видела вас, господин чиновник, при полном параде. Сегодня утром, когда вы шли со своим хозяином, бородатым судьей.

— У вас острый глаз! — Ма Жун пододвинул свой стул к догорающему костру, не представляя, с чего начать.

— Говорите же, что привело вас сюда! Я не принимала никаких краденых вещей. Посмотрите сами!

У Ма Жуна перехватило дыхание. То, что он принял за кучу хлама, оказалось кучей человеческих костей. Два черепа, казалось, ухмылялись ему, оскалив зубы. На шкурах лежал ряд бедренных костей рядом с почерневшим от времени тазом.

— Кладбище, разрази меня гром! — в ужасе воскликнул он.

— Разве мы не живем на кладбище, везде и всегда? — с насмешкой сказала Тала. — Мертвых неисчислимо больше, чем живых. Мы, живые, находимся здесь из милости. Лучше быть в хороших отношениях с мертвыми, господин чиновник! Так какое у вас дело?

Ма Жун глубоко вздохнул. Нет нужды хитрить с этой необыкновенной женщиной. Поэтому он коротко сказал:

— Некий бродяга по имени Сэн Сань был убит прошлой ночью за восточными воротами. Он...

— Вы напрасно тратите время, — прервала она. — Я знаю только о том, что происходит здесь, в этом квартале. И за границей. Но я ничего не знаю о том, что происходит на другом конце города. Если, однако, вы хотите узнать про ту девушку, о которой только что думали, может быть, я смогу помочь вам. — Заметив его удивленный взгляд, она быстро продолжила: — Не об этой проститутке Тульби, господин чиновник. Я имею в виду другую, названную именем драгоценного камня.

— Если вы знаете... кто такая Нефрит и где... — заикаясь, выдавил Ма Жун.

— Не знаю. Но я спрошу своего мужа.

Она поднялась и сбросила балахон. Ма Жун снова остолбенел. Ее стройное, совершенное тело было нагим.

Он уставился на нее, парализованный глубоко укоренившимся, безымянным ужасом. Ибо бледная, совершенно лишенная волос фигура казалась такой нереальной, такой далекой от повседневной жизни, что ее пышные формы не только не вызвали у него желания, но заставили сжаться от страха, страха перед неведомым. Когда с невероятным усилием ему удалось отвести глаза, он увидел, что она сидела не на стуле, а на маленькой пирамиде из черепов.

— Да, — сказала она холодным, бесстрастным голосом, — это начало. Лишенное всех ваших снов наяву, всех ваших потаенных иллюзий. — Показав на груду черепов, она добавила: — А это конец, лишенный всяких пустых обещаний и надежд. — Она пнула босой ногой груду черепов, и они с грохотом раскатились по полу.

Какое-то время колдунья стояла, расставив ноги, подбоченясь и с бесконечным презрением смотрела на него свысока. Он сидел съежившись; холодный пот выступил по всему его телу. Словно во сне, он наблюдал, как она резко повернулась и отвязала веревку от железного крюка в стене. Ширма из раскрашенной ткани, привязанная к почерневшим балкам потолка, медленно опустилась, разделив комнату на две части. Она встряхнула волосами и исчезла за ширмой.