Роберт Гулик - Призрак в храме

— Ноги болят, — проворчал Монах. — Ревматизм, глубоко в костях. Спина и ноги стали кривыми. Но я все еще могу ездить верхом и голова работает что надо. Не забывай об этом, Шао Па!

— А как с Яном? Он не получит долю?

Монах почесал длинную, лохматую бороду, все время глядя на Ма Жуна странными, неподвижными глазами.

— Значит, ты и о Яне знаешь? Ян исчез. Будь осторожен, Шао Па! Ты тоже можешь исчезнуть. Не знаю, кто прикончил твоего двоюродного брата, но он дело свое знает. Иди сегодня вечером в Приют отшельника.

— И там с этой девкой и оставайся! — не унимался Косоглазый. — Отлично проведешь время.

Монах привстал, опираясь на мускулистые руки, похожие на мачты. Ма Жун отметил, что тот был выше его по меньшей мере на два чи. Но спина гиганта была сгорблена, а широченные плечи согнуты под неестественным углом.

Старикашка начал подскакивать в окне, черные тряпки на нем прыгали, как крылья.

— Прости, Монах! Прости, хозяин! — жалобно запричитал он.

— Заткнись, Косоглазый! И молчи! — пробурчал Монах, вновь садясь. И бросил Ма Жуну: — Прощай, Шао Па.

Он откинулся на столб, голова опустилась на грудь.

Ма Жун поднялся, махнул рукой старику в окне и пошел к лестнице.

Он не торопясь побрел к управе, насвистывая веселую мелодию. Его поход занял весь день, уже сгущались сумерки. Но время было истрачено не даром. Настоятельница уже говорила судье Ди, что ее служанка связана с бродягами, а теперь он узнал, что девчонку подослал туда глава нищих. Возможно, его ждет интересный вечер — и не в одном отношении!..

Когда показались два огромных фонаря из красной промасленной бумаги, освещавшие ворота храма бога войны, Ма Жун вновь поднялся по широкой лестнице и воскурил благовония. Бог, несомненно, был сегодня расположен к нему!

В управе начальник стражи сообщил ему, что судья и старшина Хун в библиотеке разговаривают с художником Ли Ку. Ма Жун поспешно пошел в свою комнату, вымылся и надел чистую одежду.

Старый домоправитель зажигал фонари, расставленные в ряд вдоль мраморной террасы. Сквозь открытую дверь библиотеки Ма Жун увидел судью Ди с заложенными за спину руками у большого стола из эбенового дерева посередине комнаты. Старшина Хун помогал художнику развернуть несколько скрученных картин.

Увидев Ма Жуна на террасе, судья сказал Ли:

— Мне очень жаль, господин Ли, что вы не успели еще нарисовать для меня пейзаж приграничья. Но я знаю, что хорошую бумагу на самом деле трудно достать в этом отдаленном провинциальном городе. И я хорошо понимаю, что вы не хотите рисовать картину, в которой так важен дух, пока не будете в нужном настроении. Я с удовольствием полюбуюсь на ваши три пейзажа, которые вы нарисовали в прошлом году. Их можно повесить куда-нибудь на эту стену. Хун, скажи домоправителю принести еще свечей. А я пока прогуляюсь по саду с помощником, чтобы насладиться вечерней прохладой.

Он отвел Ма Жуна к грубой каменной скамье под высокой акацией у дальнего угла террасы.

— Заседание закончилось во второй половине дня, — сказал он своему помощнику. — Мне пришлось объявить перерыв, потому что другая сторона тоже нашла новые документы. Не часто мне приходилось заниматься такой сложной тяжбой из-за наследства. А когда я переоделся и принял ванну, пришел господин Аи Ку. Сейчас мы поговорим с ним. А что ты узнал в городе?

Ма Жун подробно рассказал о результатах своего похода. Судья Ди очень заинтересовался его разговором с главой нищих по прозвищу Монах и заставил Ма Жуна дословно повторить его.

— Ты хорошо поработал, Ма Жун! Теперь мы можем увидеть это дело, так сказать, изнутри! Личность убийцы все еще окутана тайной, но мы подбираемся к золоту казначея! Отправляйся вечером искать его со служанкой, это гораздо лучше, чем нам всем идти туда с армией стражников! Постарайся также узнать у нее что-нибудь о Монахе. Он представляется мне весьма необычным человеком.

Судья стряхнул несколько лепестков с колен и поднялся. Они вернулись в библиотеку.

Комната была ярко освещена четырьмя высокими подсвечниками. Ли Ку и старшина Хун стояли перед свисающими с верхней полки книжного шкафа тремя большими картинами; деревянные втулки, на которые они наматывались, касались пола. Судья развернул свое кресло и сел к картинам лицом. Он молча изучал их, поглаживая бороду.

— Да, — сказал судья, — этот пейзаж тушью посередине мне очень нравится. Возможно, два других написаны в более деликатной манере, но в движении кисти на средней картине чувствуется беззаботная непринужденность старых мастеров. Здесь ощущается необъятное пространство. Если бы вы не изобразили на горизонте этот маленький островок, нельзя было бы различить, где кончается море и начинается небо.

— Вы очень тонко понимаете живопись, ваша честь, — с благодарностью сказал Ли. — Я всегда стремлюсь передать глубину и расстояние, но это редко удается.

— Если бы мы могли достичь предела того, к чему стремимся, — сказал судья, — появилось бы ощущение пресыщения. Садитесь и выпейте чашку чая, господин Ли.

Вошел старый управитель с большим чайным подносом. После того как они сделали по глотку, судья продолжил:

— Вы замечательный художник, господин Ли. Вам нужно жениться, чтобы в надлежащее время вы могли передать свое искусство сыновьям.

Ли слабо улыбнулся.

— Жизнь в браке может привести к пресыщению, о котором вы говорили, ваша честь.

Она отнимает романтику, а после этого исчезает творческий дух.

Судья категорически покачал головой.

— Брак — основной институт нашего священного общественного порядка, господин Ли. Если бы вы вечно могли жить в четырех стенах, возможно, вам удалось бы предаваться любви без ее закономерных последствий. Но, поскольку мы вынуждены выходить в мир, нам приходится приспосабливаться к человеческому обществу. Иначе последует разочарование. Один старинный писатель сравнивал человека с упряжкой из четырех лошадей. В упряжке у каждой лошади есть большая степень свободы, она может бежать быстрее или медленнее, отклоняться вправо или влево, потому что колесница все равно остается на дороге. Лошадь, вырвавшаяся из упряжки, может наслаждаться полной свободой — определенное время. Но когда она устанет, почувствует себя одинокой и захочет опять быть в упряжке, она увидит, что заблудилась, и никогда больше не сможет догнать колесницу.

Художник побледнел. Руки его дрожали, когда он поднял чашку. Наступила неловкая пауза. Потом Ли поднял голову.

— Кстати, ваша честь, как идет расследование этого убийства в храме? Удалось ли вам найти достаточно улик, чтобы осудить бродягу?

— Мы продвигаемся вперед, — неопределенно ответил судья. — Медленно, но уверенно, вы понимаете?