Анри Кок - Гостиница тринадцати повешенных

– Да-да, договорились, – снова прервал его Бальбедор. – Но я тоже прошу вас, господин трактирщик, обслужить нас как можно скорее… и, так как это не может обеспокоить вашего больного, прикажите прибавить нам света, а то эти две тощие свечи светят слишком слабо. Мы здесь словно в могиле, честное слово!

Странная улыбка заиграла на губах мэтра Гонена.

– Ваше желание, господа, будет исполнено! – отвечал он. – Действительно, здесь не совсем светло… а иногда необходимо… видеть ясно… Скорее, Гильом и Анисет, пойдемте же готовить обед этим господам… и поищите еще свечей.

Сопровождаемый слугами, трактирщик удалился в кухню.

– Какой чудак этот хозяин! – проворчал д'Агильон.

– Ужасный чудак, действительно! – воскликнул Бальбедор. – И рожа у него какая-то бандитская, – продолжал он, понижая голос. – Хорошо, что у меня с собой шпага… которой, в случае чего, можно ответить на его любезность.

– Полноте! – возразил виконт. – Разбой посреди дня… в пяти милях от Парижа. На самой оживленной дороге!

– Какой вы забавный! Когда нас заперли со всех сторон, как в тюрьме… что нам с того, что еще день на дворе и по дороге снуют туда-сюда массы людей! Э! Поверьте, д’Агильон, воры нынче слишком дерзки, а я только что имел глупость сказать, что у меня при себе сто луидоров! Знаете, мой друг, возможно, будет лучше, если мы потребуем наших лошадей и…

– Перестаньте, шевалье! Вы ли это, такой осторожный! Да подумайте, стали бы люди расточать нам столько внимания… если бы намеревались убить нас!

Д’Агильон знаком указал Бальбедору на трактирщика, входящего с блюдом самой аппетитной баранины и великолепной щукой, вкусно приправленной разными пряностями и усыпанной зеленью петрушки и укропа; позади хозяина шел господин Анисет с корзинкой вина, а господин Гильом держал в каждой руке по канделябру с горящими восковыми свечами.

Через несколько секунд кушанья уже стояли на белой, как снег, скатерти.

При виде столь аппетитных блюд и в еще большей мере – от яркого света свечей у шевалье де Бальбедора стало гораздо спокойнее на сердце. Весело пылал очаг, в который мэтр Гонен бросил толстенный дубовый пень.

– К столу, к столу! – в один голос воскликнули Бальбедор и д'Агильон.

Действительно, то была одно из лучших обстоятельств на свете для того, чтобы позабыть о печалях, заботах и тревогах.

После третьего стакана превосходного медока опасения Бальбедора окончательно рассеялись.

Мэтр Гонен и слуги суетились вокруг едоков, подливая им вино, нарезая хлеб, с поразительным проворством меняя тарелки. Особенно усердствовал, пытаясь угодить гостям, мэтр Гонен; по правде сказать, слуги ему лишь помогали, причем, как правило, довольно неловко, но что поделаешь, когда непривычен к подобной работе!

Вскоре от щуки остались одни косточки, а от баранины одна мосалыга.

– Черт возьми! Давно уж я так не обедал! – вскричал Бальбедор, отложив наконец нож и вилку. – А вы, д’Агильон?

– И я, шевалье!

– Стало быть, господа остались довольны? – произнес Гонен.

– Да, любезный друг, – воскликнул Бальбедор, – тем более довольны, что…

– Что?

– Откровенно сказать, мы и не думали, что таковыми останемся.

– В самом деле?

– Да! Эта история с больным… нас расстроила. Вообще, всегда как-то плохо ешь там, где есть больные. Кстати, что за болезнь у вашего родственника? Чем он страдает?

– У него проблемы с головой, сударь.

– Как – с головой? Он что, сумасшедший?

– Не совсем. Его мучают мрачные видения.

– Ха-ха!

– Да, ему кажется, что у него есть враги… ненавистные враги, от которых он избавляется, убивая их.

– Убивая их?..

– О! Не подумайте ничего плохого, у моего родственника и характер самый благороднейший… Он воображает, что убивает своих врагов отважно… лицом к лицу.

– То есть на дуэли?

– Именно, господин шевалье, на дуэли.

– Что ж, пусть ваш больной родственник мечтает, дорогой хозяин. В конце концов, из того, что вы сказали, я делаю вывод, что эта болезнь совсем неопасная. А пока будем седлать наших лошадей – мы и так уже засиделись, нужно уезжать, – вы не могли бы подать нам на десерт что-нибудь способствующее пищеварению – какие-нибудь пирожные или цукаты вроде засахаренного аниса или кориандра?

– Как же, господа, напротив, я льщу себя надеждой, что у меня можно найти все, что есть самого лучшего в этом роде. Анисет, Гильом, господа требуют десерта …

Оба лакея быстро удалились. Шевалье и виконт встали из-за стола, чтобы размять усталые ноги…

Тем временем мэтр Гонен принялся отодвигать стол в угол зала.

– Зачем это вы сдвигаете стол с места? – удивился Бальбедор.

– Потому что он помешает вам заняться вашим десертом, господа.

– Как это – помешает? Я вас не понимаю.

– Сейчас поймете, шевалье.

В это время дверь отворилась и вошел какой-то человек, который поклонился обоим путешественникам. Этим человеком был господин Темпус, так называемый барышник, тот самый, которого мы видели у герцогини де Шеврез. Двенадцать других мужчин вошли вслед за тем, кто казался их командиром. Двое же из числа этих людей были те самые лакеи, которые прислуживали Бальбедору и д’Агильону во время обеда.

Только теперь они, как и их спутники, были вооружены шпагами; один лишь господин Темпус не имел оружия.

– Что это значит? – вскричали разом виконт и шевалье.

– Это, господа, – отвечал со своей злобной улыбкой Гонен, занимавшийся размещением канделябров таким образом, чтобы свет падал на середину зала, – ваш десерт.

– Наш десерт… Это еще что за шутка?

– Тут нет ни малейшей шутки, мои прекрасные вельможи. Вы хорошо отобедали, не правда ли? О, наша совесть не позволила бы нам обращаться к нашим врагам натощак! Теперь эти господа берутся угостить вас десертом. Выберите себе из них двоих, с которыми бы вы хотели скрестить шпаги. Впрочем, если поверите мне на слово, вам лучше даже не утруждаться, – ведь перед вами Двенадцать шпаг дьявола.

Узнав свойство десерта, Бальбедор и д’Агильон невольно отскочили назад, укрывшись за камином; но оба они были храбрецами и, устыдившись первого движения, в конечном счете вышли на середину комнаты.

– Я ведь говорил вам, виконт, – ухмыльнувшись, промолвил первый, – что тут пахнет западней!

– Действительно! – тем же тоном отвечал д’Агильон. – У вас тонкое чутье, шевалье.

– Западня – это когда на человека нападают врасплох, не давая ему возможности защищаться, – серьезным голосом сказал господин Темпус, впервые взяв слово. – Здесь же нет никакой западни, господа д’Агильон и де Бальбедор, так как, пусть мы вас и приняли, мы все-таки ничуть вас не ждали… и если и убьем вас, то не иначе как в честном бою.