Антонио Гарридо - Скриба

– Он может умереть, а я даже не узнаю.

Когда капюшон откинули, Горгиас решил, что находится в заброшенном амбаре, куда зачем-то поставили стол. Два факела освещали неприглядное помещение. Ценон попросил Генсерика снять цепь.

– Разве вы не видите, в каком он состоянии? Никуда он не убежит, – попытался убедить старика врач.

Генсерик не согласился. Он освободил больную руку, а здоровую приковал к железному кольцу на столе.

Поднеся к Горгиасу факел, Ценон не смог сдержать гримасу отвращения, а запах заставил его резко отпрянуть. Он надавил на рану какой-то дощечкой, но Горгиас даже не пошевелился. Врач покачал головой.

– Рука уже мертва, – сказал он на ухо Генсерику. – Если гной проник в лимфу, можно рыть могилу.

– Делайте, что хотите, но руку он потерять не должен.

– Он ее уже потерял. Не знаю, удастся ли спасти жизнь.

– Вы хотите получить деньги или нет? Мне все равно, что будет с ним, меня интересует рука, способная писать.

Ценон выругался, передал факел Генсерику и попросил посветить. Затем положил сумку с инструментами на стол, достал узкий нож и поднес его к ране.

– Возможно, будет больно, – предупредил он Горгиаса. – Я должен вскрыть руку.

Только он начал, как Генсерик зашатался, однако врач успел подхватить его.

– Вам плохо? – спросил он.

– Нет, нет, все хорошо, продолжайте, – приказал коадъютор.

Ценон удивленно взглянул на него и опять склонился над раной. Он налил на нее немного жидкости и сделал разрез, параллельный шраму. Кожа снялась, как у змеи, и из-под нее потек гной. Вонь была такая, что Генсерик отступил. Ценон отыскал иглу и попытался вдеть в нее нитку.

– Черт возьми! – воскликнул врач, когда игла выскользнула из пальцев, и сколько он ни искал ее, та словно сквозь землю провалилась.

– Да бросьте вы и возьмите другую, – посоветовал Генсерик.

– Здесь другой нет, вам придется пойти за ней.

– Почему мне? Сами идите.

– Я должен остаться, иначе он истечет кровью. – Ценон отпустил локоть Горгиаса, и кровь тут же залила стол. Врач снова сдавил артерию.

Генсерик уступил, и хотя Горгиас был совершенно беспомощен, наказал Ценону не спускать с него глаз. Перед уходом он проверил надежность цепи и уточнил, где хранятся иглы, но уже в дверях опять зашатался.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете? – обеспокоенно спросил Ценон.

– К моему возвращению разберитесь с рукой! – вместо ответа велел Генсерик и ушел, часто-часто мигая, будто что-то застилало ему глаза.

Ценон наложил Горгиасу ниже плеча жгут, чтобы остановить кровотечение, после чего опять осмотрел рану, и темно-фиолетовый цвет кожи ему явно не понравился. Генсерик может требовать что угодно, но рука все равно потеряна. В этот момент Горгиас проснулся и, увидев врача, попытался сесть, однако цепь и жгут мешали ему. Ценон поторопился успокоить больного.

– Где вы пропадали? Рутгарда уже считает вас мертвым, – сказал врач и, заметив блеск пропавшей иглы, нагнулся.

Горгиас хотел заговорить, но лихорадка лишила его сил. Когда Ценон сообщил, что руку придется ампутировать, иначе он погибнет, больной лишь со страхом взглянул на него.

– Но даже в этом случае вы можете умереть, – добавил он таким тоном, словно речь шла о заклании свиньи, а не о гибели человека.

Горгиас все понимал. Правда, он старался не обращать на это внимания, но вот уже несколько дней он не чувствовал собственных пальцев, да и вся рука ниже локтя была безжизненна. Если он потеряет ее, то потеряет и работу, зато, оставшись в живых, всегда сможет защитить Рутгарду. Он обреченно взглянул на покрытую гнойниками руку – ее дергало, но боли не было. Ничего не поделаешь, врач прав. Однако когда Ценон сказал, что Генсерик против ампутации, Горгиас не понял, о чем речь.

– Сожалею, но он платит.

Тогда Горгиас попытался снять что-то с шеи. Ценон его остановил.

– Снимите сами, – прохрипел больной. – Оно рубиновое. Вам за всю жизнь столько не заработать.

Ценон осмотрел ожерелье, потом схватился за него и дернул.

– Генсерик меня убьет, – после некоторого раздумья произнес он.

Сплюнув, он велел Горгиасу вцепиться зубами в сухую палку, а сам взял пилу и начал резать, как мясник, разделывающий тушу.

Когда Генсерик вернулся, он увидел лишь лежащего в луже крови Горгиаса. Ценон исчез. На полу валялась ампутированная рука, а на ее месте болталась аккуратно зашитая культя.

Правда, вскоре врач вернулся и попытался объяснить, что без этого нельзя было обойтись, однако коадъютор не желал его слушать. Он сыпал проклятиями, ругал его, грозил адским огнем и даже попытался ударить, как вдруг успокоился, словно смирился с неизбежным, а спустя мгновение в очередной раз зашатался. Он казался потерянным, взгляд его бессмысленно блуждал, и Ценон еле успел подхватить старика. Вдруг Генсерик закашлялся, лицо его страшно побледнело, превратившись в подобие мраморной маски. Врач дал ему глотнуть какой-то жидкости, и коадъютор немного ожил.

– Мне кажется, вы больны. Разрешите проводить вас?

Генсерик неуверенно кивнул.

Ценон помог коадъютору забраться на повозку, забросил туда же Горгиаса, словно куль с мукой, потом залез сам и погнал лошадь через лес, следуя путаным указаниям Генсерика. По пути Ценон заметил, что старик все время чешет ладонь правой руки, словно обожженную крапивой. Врач спросил, что с ним, но коадъютор ничего не смог ответить.

Они остановились в дубраве недалеко от крепостной стены. Генсерик спустился с повозки и пошел вперед, еле волоча ноги, как сомнамбула; Ценон с Горгиасом на спине последовал за ним. У стены коадъютор пошарил рукой среди плюща и нашел маленькую дверцу, которую с трудом открыл вытащенным из сутаны ключом. Прежде чем войти, он немного передохнул, а переступив порог, рухнул на пол.

Когда на следующий день Горгиас проснулся, рядом с ним лежал труп Генсерика.

Прошло немало времени, прежде чем Горгиас сумел подняться. Затуманенным взором взглянул он на культю, которую Ценон забинтовал куском собственной рясы. Боль была ужасная, но кровотечение прекратилось. Затем он посмотрел на Генсерика. Лицо его было искажено, руки прижаты к животу, причем правая – какого-то странного пурпурного цвета. Горгиас хотел пнуть ее ногой, но сдержался. Оглядевшись, он понял, что это та крипта, где он в последнее время находился. Он толкнул дверь в келью, и та со скрипом открылась. Несколько секунд он колебался, но потом все-таки вошел и стал рыться среди документов. К счастью, самые важные – латинский оригинал и греческий перевод – лежали там, где он их спрятал. Горгиас забрал пергаменты, а остальные, какие успел, разодрал на куски. Еще он прихватил оставшийся хлеб и направился к заброшенной шахте.