Светозар Чернов - Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка

С палубы парохода на тендер перебросили сходни, и двое матросов, спустившись по ним, стали принимать пассажиров. Фаберовский и Мактарк оказались среди первых, кто поднялся на борт. Наверху при входе их встретил капитан, за которым выстроились офицеры парохода в синих двубортных пальто с золотыми пуговицами, и ряд стюардов в синих куртках. Стоявший тут же портовый инспектор проверил у поляка билет, и Фаберовский отправился искать свою каюту.

Озябшие и продрогшие пассажиры, перешагнув через высокий порог двери, ведущей на главную лестницу, из неприглядной мокроты и холода зимнего вечера оказывались внезапно на ступенях сказочного плавучего дворца, где было светло, тепло и сухо. На ходу вытирая платком очки, Фаберовский прошествовал по красному ковру парадной лестницы вниз, в сени перед главным салоном, где стоял большой медный гонг, а на стене в богатой раме висела карта Северной Атлантики.

Поляк свернул из коридора в короткий боковой проход, куда выходили двери двух противоположных кают. Позади коридорчик внезапно заполнился дамами в трауре, провожавшими в Америку того самого джентльмена в котелке с креповой лентой, который привлек внимание Фаберовского еще на причале, поэтому поляк поспешил укрыться у себя в каюте. Джентльмен вошел в каюту напротив, и женщины последовали за ним. Сквозь открытую дверь и неплотно задернутые портьеры было видно, как леди в трауре всхлипывали, трагично бормотали и норовили поцеловать джентльмена.

Засунув саквояж под нижнюю койку, Фаберовский сел на диван и с интересом осмотрел каюту, которой предстояло стать его жилищем в ближайшие десять дней. Каюта была не слишком велика: две довольно широкие койки друг над другом, обтянутый зеленым бархатом диван, на котором он сейчас сидел, и умывальник с мраморной столешницей, двумя никелированными раковинами и надраенными до блеска латунными кранами холодной и горячей воды, едва умещались в ней. Однако агент в конторе на Маддокс-стрит, продавший поляку билеты, сказал, что зимой путешествующих мало, так что он будет, вероятнее всего, в каюте один.

В круглом матовом плафоне уютно горела электрическая лампочка. Фаберовский убедился, что из кранов действительно набирается горячая и холодная вода. Он с интересом потрогал кнопку одного из электрических звонков для вызова стюарда, и собрался было покинуть каюту и отправиться получать свое место за обеденным столом, когда раздался колокол, требовательно призывавший всех провожавших срочно покинуть борт парохода и вернуться на тендер. Дамы в черном поспешно вывалили из соседней каюты обратно в коридор. Фаберовский подождал, пока они уйдут, выждал еще пару минут и отправился в салон, но у главной лестницы столкнулся со своим соседом, проводившим родственниц. Тот возвращался в каюту.

— Сэр, ведь это вы будете занимать каюту напротив меня? — спросил он у поляка. — Могу я пригласить вас на минутку к себе? Или вы очень торопитесь занять место за столом?

— Нет, не тороплюсь.

Каюта соседа была зеркальным отображением собственной каюты Фаберовского, только на диване стояла фотография, весьма похожая на карикатуру из «Панча» «Старая Европа уходит». Уголок фотографии пересекала наискосок черная траурная ленточка.

— Это моя бесценная супруга, миссис Крапперс, — джентльмен взял в руки фотографию. — Оставила нас полтора месяца назад. Никак не могу в это поверить.

Вдовец тяжко вздохнул и бережно поставил фотографию на прежнее место.

«Он будет с ней спать и всю ночь тяжело вздыхать за стенкой», — подумал поляк.

— Стивен Фаберовский, журналист.

— Я тоже автор трех книг, — быстро сказал вдовец, не дав ему продолжить. — Вы, должно быть, слыхали о Самюэле Крапперсе? Так вот, это я. Я возглавляю трезвенников и абстинентов Манчестера, а мой друг Кейн, член парламента от Барроу-на-Фарнессе, уже два года как организовал и возглавляет Национальную федерацию трезвости.

— Это тот Кейн, который состоит благочинным при либерал-юнионистах и по имени которого их прозвали «кейновой печатью»? Не могу сказать, что я разделяю его политические взгляды, а также ваши общие взгляды на алкоголь, сэр.

— Сэр, то, что я в Англии возглавляю манчестерских трезвенников, не означает, что я не могу употреблять алкоголь в тех случаях, когда это необходимо для моего здоровья. Я ужасно продрог на причале и намерен что-нибудь выпить. Вам тоже это необходимо, сэр. Я опытный путешественник и уверяю вас: если сейчас не принять глоток виски или бренди, наутро вы будете совсем больной, а нам предстоит тяжелое путешествие через зимний океан.

Мистер Крапперс выдвинул из-под своей койки плоский чемодан, в котором под одеждой лежали, как павшие воины, многочисленные бутылки, и стал доставать их, ставя рядом с чемоданом на ковер.

— Вот мартелевское бренди, вот бренди «Курвуазье» два бриллианта, вот «Эксшо» № 1. Или может быть виски: шотландский, ирландский? «Лохьел», три звезды? «Башмиллс»?

— Черт побери! — сказал потрясенный поляк. — Если вы главный трезвенник Манчестера, то каков же тогда главный пьяница?

— В путешествии, сэр, виски или бренди не являются греховным увеселением, — наставительно сказал Крапперс. — Они являются горькой необходимостью, поддерживающей наши физические силы. Так вы что будете?

— «Курвуазье», конечно.

На звук откупоренной пробки из-за портьеры выглянул стюард.

— В следующий раз закрывайте дверь, — недовольно сказал Фаберовскому вдовец, когда голова стюарда исчезла. — Мы не должны подвергать малых сих искушению приложиться к нашей бутылке, когда они убираются у нас в каюте или сменяют белье.

Бренди было разлито в два походных складных стаканчика.

Без четверти шесть, когда уже был опрокинут не один такой стаканчик, а в бутылке было видно дно, Фаберовский оставил мистера Крапперса наедине с его горем и поднялся на верхнюю палубу. Багаж уже был перегружен на пароход, и тендер отваливал от борта, вспенивая черную воду колесами.

Гудок «Адриатика» проревел так, что заложило уши. Фаберовский даже потряс головой. Когда вновь стали различаться звуки, он услышал со стороны кормы грохот якорных цепей. С ходового мостика, где можно было различить смутные фигуры капитана и лоцмана, подали команду «Малый вперед», по пароходу прошла дрожь, и огни в городе и на доках медленно поплыли назад. Вот и все. Следующий раз на твердую землю удастся ступить уже только в Нью-Йорке, если «Адриатик» удачно продерется сквозь жестокие штормовые ветра, свирепствующие в Атлантике зимой.

— Сэр, — окликнул Фаберовского стюард, руководивший погрузкой крупного багажа в трюм. — Пройдите в главный салон, там назначают места за столом. А потом будет отвальный ужин.