Светозар Чернов - Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка

— Вы же сами сказали, что он будет ехать в Европу как корреспондент «Нью-Йорк Геральд». Я обратился в бюро этой газеты на Флит-стрит, и мне сообщили его временный адрес в Южном Кенсингтоне.

Лицо Дженкинсона пошло красными пятнами от досады.

— Мне хотелось бы поподробнее узнать о вашей встрече. У вас билеты в каюту?

— Нет, на каюту у меня не было денег.

— Ну, полтора часа можно посидеть и в салоне. Я тоже взял билет второго класса. По такой погоде все предпочтут сидеть в помещениях. Вы не возражаете, если мы некоторое время погуляем по палубе?

— Извольте. Но не прежде, чем я согреюсь.

— А что — вы замерзли? В купе была невообразимая жара. Я-то взял только четыре грелки, а мои соседи обложились ими с головы до ног.

Они с Дженкинсоном прошли по сходням на пароход и спустились в салон второго класса. Когда скверное бренди согрело кровь, отдали швартовы.

— И о чем же вы говорили с Милленом? — спросил Дженкинсон, когда они встали у борта.

Фаберовский оглянулся на пассажиров третьего класса, которые, закутавшись в мокрые пледы и выставив наружу покрасневшие носы, мужественно сидели на под сыпавшимся на них мокрым снегом, и сказал громким шепотом Дженкинсону на ухо:

— Я представился ему русским агентом, который желает выяснить, стоят ли за ирландскими эмиссарами в России какие-либо реальные силы в Париже.

Поляк замолк, уставив взгляд на орудийную башню и синий фонарь за пеленой мокрого снега на маяке. Здесь, за волнорезом, юго-западный ветер набросился на пароход.

— Он вам поверил? — Дженкинсон зябко передернул плечами.

— Полагаю, поверил. Вы бы видели, как дрожали у него руки, когда он читал ваше рекомендательное письмо.

— Наверное, следствие алкоголизма. Эти ирландцы пьют, как сапожники. Я знаю по крайней мере три кабака в Париже, которые они по очереди посещают каждый вечер: «Англо-американский бар» на рю Рояль, «Шамрок» на рю Дюра и «Кафе дю Рон-Пон» на авеню Великой Армии.

— Это не от алкоголизма, — Фаберовский стряхнул снег с воротника плаща. — Я сказал ему, что вас выгнали.

— Мне будет жаль, если вы сопьетесь, присоединившись к его соратникам-алкоголикам, — зло бросил поляку Дженкинсон и, резко повернувшись к нему спиной, ушел.

Богомерзкая погода и качка не располагали к дальнейшему пребыванию на палубе, однако Фаберовский не спешил вернуться в салон. Он вовсе не хотел разговаривать с Дженкинсоном и был рад, что тот обиделся. Когда ему надоело стоять, он сел рядом с какой-то посиневшей от холода старушкой, накинул на голову капюшон и так и просидел неподвижно до самого Кале.

Сходя с парохода, Дженкинсон демонстративно не замечал поляка, а тот и не навязывал свое общество. Билеты на поезд у них были в разные классы, так что Фаберовский видел Дженкинсона только мельком на Северном вокзале, пока стоял в очереди в таможне на досмотр. С вокзала поляк поехал в гостиницу «Пере» по соседству с площадью Согласия, откуда, как он знал по прошлому году, было рукой подать до «Англо-американского бара».

В бар он пошел на следующий день к полуночи. Бар принадлежал одному швейцарцу по имени Ахилл, но управлялся англичанином Рейнольдсом и был более известен как бар Рейнольдса. Он располагался на рю Рояль рядом со знаменитым рестораном Вебера и пользовался особым покровительством английских жокеев и тренеров, ирландских эмигрантов и английских детективов и журналистов. За стойкой из красного дерева стоял звезда заведения, бармен Ральф, выписанный из Сан-Франциско и славившийся умением смешивать совершенно невероятные коктейли из совершенно несовместимых ингредиентов. Фаберовский заказал ему Ральфа виски со льдом и уселся на высокий табурет у стойки, откуда был хорошо виден весь зал.

Здесь он некоторое время понаблюдал за присутствующими, чтобы убедиться, что ни детективов из Скотланд-Ярда, ни агентов конкурирующих ведомств среди них нет. Но все сегодня в баре, кроме него, честно пили и по сторонам не глазели, так что он взял еще виски и направился к компании ирландцев.

— Не подскажете ли, как я могу встретиться с капитаном Джоном Маккаферти?

— А его сейчас нет в Париже, — ответил худой, неопрятный старик.

— Ах как жаль, я специально приехал ради него из Петербурга. Ну, тогда, может быть, я могу встретиться со знаменитым Патриком Конроем, или с Юджином Дейвисом?

— Ну, не знаю, мсье, — расцвел польщенный Конрой. — Смотря по тому, зачем они вам нужны.

— Возможно, вам небезызвестно, что полтора года назад, после событий на Кушке, капитан Маккаферти приезжал к нам в Петербург, где искал сочувствия в русских правительственных кругах. Так вот он не там искал, а мы только сейчас узнали о его поездке. И теперь, когда он нашел такое сочувствие, я никак не могу найти его.

— Во-первых, Маккаферти всегда пьет не здесь, а в «Шамроке» на рю Дюра, а во-вторых, вы слишком многого от него хотите — он не может так быстро проспаться после Нового года.

— Видите ли, мсье, мы не можем безоглядно доверять любому, кто обращается к нам, потому что вокруг нас постоянно кишат британские шпионы, — сказал Дейвис. — Мы не уверены, что вы действительно из России, а не являетесь агентом Скотланд-Ярда. Мне кажется, я уже видел вас здесь несколько раз за последние годы.

— Вон там сидит компания русских, — поддержал приятеля Конрой. — Они угощали нас выпивкой и поэтому не откажут нам в небольшом одолжении: проверить, действительно ли вы тот, за кого себя выдаете.

— Поскольку мы никогда не видели ни одного английского шпиона, который бы умел разговаривать по-русски, — сказал Дейвис.

— Мсье! — крикнул русским Конрой. — Карош!

— Хорошо, Патрикей! — откликнулся сидевший в обнимку с очень пышной француженкой купчина.

Рядом с ним сидел высокий, худой негр с доброжелательным интересом на лице ко всему, что происходило вокруг него.

Фаберовский уже успел про себя подготовить вступительную речь, но неуверенность в своих силах и пьяная купеческая морда побудили его к импровизации. Он подошел к гулявшим русским и грозно сказал, опершись кулаками о стол:

— Вот что, господин купеческого сословия, извольте подойти вот к тем ирландцам и засвидетельствовать им мою российскую принадлежность.

— Артемон, я не понимаю, что он от меня хочет! — жалобно сказал купчина. — Господин хороший, мы тут сидим на свои капиталы, вот, лягуху на ночь взяли из цирку. А то, что эти два клоуна английского роду, так где ж мы других здесь возьмем. Они в Европе все англичане, это вот когда мы в Москве со Степаном Ивановичем свинью за две тысячи у клоуна съели, так то был итальянский клоун Танти. Это они нас сюда пригласили. Вот, господин Футит к моему племяннику Артемону очень проникся. И никакой политики, Боже упаси! Третью ночь гуляем, какая уж тут политика!