Джулио Леони - Данте. Преступление света

А вдруг огромное здание, сгоревшее на землях Кавальканти, должно было стать кенотафом [55] Кенотаф (греч. kenotáphion, от kenos — пустой и taphos — могила) — погребальный памятник. Он сооружался главным образом в том случае, когда прах покойного по каким-либо причинам оказывался недоступным для погребения. Фридриха, построенном якобы для того, чтобы увековечить его память, а на самом деле — чтобы скрыть давнишнее преступление… Неужели Арриго хотел короноваться в этом сооружении, повторявшем своей формой замок Кастель дель Монте, окруженный волшебными зеркалами, бесконечно повторяющими в своих отражениях его образ в зените славы?!

Содрогнувшись при мысли о безумии такого замысла, Данте вспомнил Нерона, повелевшего соорудить себе трон, двигавшийся вместе с Солнцем. Арриго же, кажется, желал сам стать светилом среди сверкающих отражений!

Открыв глаза, поэт поморщился от блеска кубка, сверкавшего у него в руке, и задумался о своем незавершенном произведении. Неужели ему не хватит таланта закончить задуманное?! А что, если он прямо сейчас держит в руках предмет, способный подсказать ему то, что он так долго и тщетно ищет — форму рая. Огромный золотой кубок, подобный тому, из которого испил свою смерть Фридрих, но размером с необъятное небо, чтобы вместить в себя и омыть от всякой скверны души блаженных!..

Внезапно подумав о том, насколько кощунственен такой образ, Данте поспешно поставил кубок на стол. Раздался металлический щелчок. Поэт тут же поднес свечу к кубку и стал внимательно его разглядывать. Он хорошо видел изящные изгибы его ножки, на которой были симметрично изображены два человеческих лица.

Тень двуликого человека, о которой говорил Марчелло! Девятая тень… Что же хотел этим сказать старый медик?

Взяв кубок, Данте вновь поставил его на стол. Опять раздался еле слышный щелчок. Поэт повторил этот опыт, и ему показалось, что ножка кубка не прочно прикреплена к его чаше. Значит, это произведение искусства не монолитно, а состоит, по меньшей мере, из двух частей! Поэт еще раз стукнул кубком о стол, а потом с разочарованным видом уселся на стул. Проклятый кубок оставался таким же, как прежде. Из него не полезли отравленные шипы.

Данте не знал, что еще предпринять, но его не покидала уверенность в том, что стоящий перед ним кубок совсем не прост. Обхватив голову руками, поэт шарил глазами по келье в поисках подсказки. Потом его озарила мысль.

Девять! Именно это число старец Марчелло считал судьбоносным!

Еще пять ударов кубком о стол, и на дне его чаши открылась маленькая щель, которую никто не заметил бы, если бы кубок был наполнен вином. Через нее-то в вино и попадал яд, скрытый в ножке. Значит, каждый раз, когда кубок ставили на стол, скрытый в нем механизм делал новый шаг в сторону смерти. Постепенный характер его действия мог легко обмануть даже тех, кто заметил бы легкое движение ножки, которое можно было принять за недостаток в изготовлении изделия.

Да и кто бы осмелился разглядывать кубок, из которого пил император? Поэтому жертвой этого адского приспособления мог пасть лишь он сам. И человек, считавший себя его сыном. Или страстно желавший им стать…

Значит, и Арриго стал жертвой загадочного убийцы, неожиданно повторившего свое старое преступление…

анте удрученно осмотрелся по сторонам. Теперь он понимал, почему убийца оторвал лишь последние строки «Хроники». Он хотел, чтобы Арриго своей смертью указал на свою вину. Да и сам поэт, не раскрой он тайны кубка, наверное остался бы убежденным в том, что философ убил своего отца и покончил с собой в отчаянии после крушения своих планов.

Поняв, что у него перед глазами раскрывается преступление, совершенное полстолетия назад, Данте задумался о том, не управляет ли его судьбой путеводная звезда. А вдруг Марчелло прав, и жизнь человека — лишь путь вслепую по давно предначертанному ему пути?!

Вспомнив об этом, поэт вытащил из сумки скомканный лист, на котором старый медик изобразил его судьбу, предсказывая ему изгнание, одиночество и бесславную смерть. У Данте разболелась голова, линии, буквы и знаки плясали у него перед глазами. Он водил по ним пальцем, пока не добрался до квадрата враждебного Юпитера, предвещавшего изгнание. Данте провел ладонью по глазам и покачал головой, разглядывая свой гороскоп с его мелкими неровными значками…

Приглядевшись к ним, Данте бросился к фолианту с десятью трактатами по астрономии и стал сравнивать почерки. Даже при неверном свете свечи было видно, что его судьба и пометки на полях рукописи сделаны одной и той же рукой. Рукой единственного человека в мире, способного добавить к десяти трактатам одиннадцатый. Теперь поэт не сомневался в том, что пометки на полях книги и дополнение к ней написал тот же автор. Данте содрогнулся при мысли, что злосчастная судьба ему предсказана величайшим астрологом всех времен и народов.

С трудом взяв себя в руки, Данте выпрямился во весь рост. Он постарался убедить себя в том, что значки на бумаге ничего не значат, а его судьба зависит лишь от его собственных поступков и решений.

В гневе он хотел было порвать гороскоп, но тут случайно перевернул лист и замер.

Астролог стремительно начертал гороскоп на первом попавшемся листе из своей сумки. В пылу разговора он даже не заметил, что рисует на обратной стороне одной из бумаг, похищенных у убитого Бигарелли.

Это открытие тяжким грузом свалилось Данте на плечи.

Вот, значит, кто убийца! Но почему?!

Казалось, немой возглас поэта отражается гулким эхом от стен кельи и от трупа Арриго. Потом он вновь обратил внимание на гороскоп в своей дрожавшей руке.

Сев за стол, Данте разгладил бумагу рядом со свечой и увидел большой восьмиугольник с маленькими восьмиугольниками по углам. Замок Кастель дель Монте с его башнями по кругу!

Однако на чертеже перед глазами поэта было что-то отличавшееся от нарисованного в Гильдии строителей. Здесь на схеме помещений и коридоров были дополнительные обозначения: восемь линий, проведенных сангиной, — по одной в каждом из восьми залов. Рядом с каждой из линий было написано «lucis imago repercussa» [56] Образ отраженного света ( лат .). и стояла величина угла, выраженная в градусах. Все эти красноватые черточки были соединены чернильными линиями, как звенья одной цепи.

— Образ отраженного света… — пробормотал Данте, прикусив нижнюю губу. Внезапное открытие заставило его позабыть о головной боли, словно работа мысли побеждала слабость тела. — Восемь отражений в восьми зеркалах.

Поэт и дальше разглядывал чертеж Бигарелли, завороженный идеальной геометрией линий, показывавших необычные положения разных предметов и отношения между ними. Если в красоте и гармонии образов находит выражение истина, то в этом чертеже, с его симметрией, должна скрываться истина высочайшего порядка.