Джулио Леони - Данте. Преступление света

— Мечта, — пробормотал поэт, помогая второму могильщику сдвинуть с места груженую тележку. — Мечта великого человека.

— Мы вынуждены будем поставить в известность о ваших действиях наше начальство.

— Завтра. Сделайте это завтра утром.

Тележка с сидящим мертвецом и тюками фетра проследовала мимо сторожа, у которого от страха подгибались колени.

Взошла луна, и на улице стало светлее. Данте велел могильщикам катить тележку в сторону Баптистерия.

За очередным углом им навстречу попался патруль стражников. Увидев могильщиков в черных капюшонах, стражники попятились и начали креститься. Приор прошествовал мимо них, не удостоив их даже взглядом, хотя и боялся, что могильщики бросятся жаловаться на него начальнику патруля. Однако те молча катили тележку за ним.

Вот они вышли на широкую улицу, ведущую к церкви Санта Репарата. Вдали показалось большое мраморное здание Баптистерия, выделявшееся на фойе ночного неба, как императорская корона, окутанная усыпанной звездами мантией. В нетерпении Данте ускорил шаги.

Наконец они вышли на пустынную площадь, загроможденную строительными материалами. Перед ними над землей уже возвышался угол будущего собора.

Решительно направившись к углу Баптистерия, Данте внезапно заметил, что там кто-то есть.

— Здравствуйте, мессир Алигьери, — раздался голос во тьме. — Я знал, что ваше упрямство рано или поздно приведет вас сюда. А нынешней ночью звезды точно указали мне час, когда вы решите осуществить свое безумное намерение.

Говоривший сидел на одном из римских саркофагов у стены Баптистерия. Надвинутый на его глаза дорожный капюшон скрывал его черты, но Данте сразу узнал этот голос и сделал несколько шагов в его сторону.

— Здравствуйте и вы, мессир Марчелло. Я тоже не сомневался в том, что рано или поздно наши пути пересекутся. Кстати, может, мне лучше звать вас настоящим именем? Оно ведь так прославлено!

Старец молчал.

— Гвидо, — проговорил тогда Данте. — Гвидо Бонатти. Астролог королей и самого императора. Человек, познавший все тайны звезд и ставший… убийцей!

Гвидо Бонатти по-прежнему молчал. Он лишь поднял лицо к небу, словно желая взглянуть на звезды, о которых говорил поэт.

— Его форма совершенна, — пробормотал астролог, указывая на барабан, поддерживавший возвышавшийся над площадью купол Баптистерия.

— Но в этом совершенстве нет смысла, — саркастическим тоном добавил он. — Как нет смысла и в других попытках человека подражать природе.

Данте стоял уже прямо перед астрологом и жестом приказал могильщикам с тележкой остановиться.

Бонатти взглянул на спокойное лицо мертвого Арриго. Потом скользнул взглядом по ящику у его ног.

— Значит, он оказался у вас, — пробормотал Бонатти. — А я-то был уверен, что разбил его на куски.

— Механизм собрал механик Альберто. Он успел это сделать, прежде чем вы его умертвили.

— Альберто прекрасно знал свое дело, — кивнул астролог. — Я видел работы у него в мастерской.

— Он был почти таким же умелым, как и демоны, изготовившие это приспособление, — добавил он, кивнув на ящик с механизмом.

— О ком вы? О человеке с Востока, отравленном вами на галере? Как вы вообще на ней оказались? Взошли на борт на Мальте? Или смешались с пассажирами еще при ее отплытии из-за моря?

— Я был в Сидоне, когда до меня дошли известия о том, что безумный опыт все-таки намереваются осуществить… И я убедил их в том, что могу оказаться полезным…

— Вы истребили весь экипаж галеры лишь для того, чтобы убить среди других одного человека?!

— Я должен был любой ценой добиться того, чтобы он перестал изобретать свои дьявольские приспособления. Он должен был бесследно исчезнуть с лица земли…

— И вы принесли в жертву столько ни в чем не повинных людей, отравив их тем же ядом, что унес жизни императора и его отпрыска?

— Каждый из нас в чем-то виновен, — с презрительным видом пожав плечами, сказал Бонатти. — А Арриго не был сыном Фридриха. Верить в это его вынуждала лишь его безумная гордыня.

— Пусть Арриго и не был зачат Фридрихом, но он был достойным наследником его блестящего ума. Уже благодаря своей мудрости он был достоин стать императором. А также — благодаря своей преданности его делу. А вы-то, наверно, использовали ее в своих целях, льстили ему, утверждали, что звезды сулят ему трон. Для этого-то вы и дали ему свой трактат о гадании по небесным телам. А потом вы дали ему золотой кубок, чтобы он выпил с вами за успех грядущего предприятия. И кубок этот умертвил его так же, как и Фридриха.

— Мой трактат… Труд всей моей жизни… — печально пробормотал Бонатти. — Теперь он погиб…

Впрочем, он тут же пожал плечами и заговорил прежним насмешливым тоном:

— А зачем мне было убивать императора? Я же перед ним преклонялся. Зачем? Вы можете сказать это мне, Алигьери?

— Да. Теперь я это знаю! — торжествующим тоном воскликнул Данте. — Вы убили Фридриха, потому что тот собирался поставить опыт, доказывающий ложность ваших убеждений.

— И поэтому вы сюда явились вместе с ним? — спросил Бонатти, кивнув на труп Арриго.

— Да. Он тоже имеет право посмотреть на то, что увижу я.

Услышав эти слова, старик отшатнулся, как от пощечины.

— И что же вы намереваетесь увидеть? — злобно прошипел он.

— Мечту Фридриха. Царство Света. Чтобы увидеть его, император призвал когда-то к себе лучшие умы своего времени. Илия Кортонский изготовил ему с помощью алхимии лампу, сияющую как свет первого дня Творения. Михаил Скот придумал, как ее использовать, а Леонардо Фибоначчи определил, какие расчеты применять. Мастер Тинка изготовил ему невероятные зеркала. С Востока прибыл Аль-Джазари со своими механизмами, а Гвидо Бигарелли спроектировал здание для опыта. Император решил узнать, какое расстояние преодолел свет за шесть дней Творения. Он хотел узнать размеры Вселенной. Определить границы царства Божья.

— Фридрих был безумец и богохульник, — неторопливо кивнув, сказал Бонатти. — Он возжелал невозможного. Если бы свет двигался, он и сейчас бы летел в сторону ужасной и неизмеримой бездны. И в чем бы мы тогда могли быть уверены? Что стало бы с нашей верой в неколебимость Творения?.. Нужно было воспрепятствовать такому безумию, и звезды указали, что остановить его суждено мне.

— Это вы — безумны. Найдя границы сотворенного Богом мира, человек свершил бы титанический труд во славу Божью!

Старец с неожиданным проворством вскочил на ноги и шагнул к Данте. Поэт попятился, но Бонатти, кажется, и не думал на него нападать. Он пристально смотрел на что-то у него за спиной, и Данте невольно обернулся, с ужасом вспомнив о страшных ранах, виденных им на спинах убитых людей.