Далия Трускиновская - Персидский джид

Богдан ушел за съестным, а Данила уселся в шорной – тосковать. Но не удалось – на пороге встал Ульянка.

– Ты же в Хорошево вернулся! – воскликнул удивленный Данила.

– Завтра вернусь. Переночую у Анофриевых и поеду с Божьей помощью. А ты что, к Водовзводной башне собрался?

Данила понял – парнишка забрался в соседнее конское стойло, по летнему времени опустевшее, и подслушивал.

– К ней, – сурово подтвердил он, чтобы не выглядеть в Ульянкиных глазах человеком, не отвечающим за свои слова.

– Пойдем вместе?

Данила невольно усмехнулся – парнишкам только похождения подавай…

– Пойдем! Я же с Бахтияром, царствие ему небесное, сколько шел, я его посох знаю! Я его отличу! – пообещал Ульянка. – Мало ли что там под башней валяется? А я точно скажу!

Горячность Ульянкина Даниле понравилась – ишь, как старается пользу старшим принести! Богдаш только что ушел, да и ушел совсем в иную сторону – к Спасским воротам. Если выбежать вдвоем и пройтись от Водовзводной до Благовещенской – много времени не займет. Один поверху, другой понизу – отчего бы и нет? Не так уж велико то расстояние…

– Надо палки взять, чем кусты шевелить, – деловито сказал Ульянка.

– Возьмем вилы.

Этого добра на конюшнях хватало. Опять же – мало ли на кого там, под башней, напорешься, а вилами всегда отбиться можно. Семейка показывал ухватку – как, взявши их двумя руками посередке, сразу от двух человек отбиваться. Семейка много чего знал – он и из конского черепа, вздетого на палку, мог смертоносное орудие изготовить.

Немного спустя Данила и Ульянка с вилами выскользнули через калитку у Боровицких ворот.

Берег вдоль стены обычно в это время был безлюден – рыболовы рассаживались вечером или спозаранку, ворот и моста, где всегда суета, не имелось. И сторожевые стрельцы днем не слишком об этом месте беспокоились – кто, в самом деле, сунется брать Кремль приступом с реки? Хотя по стене они прохаживались и вниз поглядывали, да ведь всегда можно назваться – и мало ли что нужно конюхам с Аргамачьих конюшен в тех кустах? Целебную травку ищут!

Наверху, в кремлевских Набережных садах, устроенных перед государевым дворцом, и в верховых садах цвели яблони. Государь яблоки любил и велел разводить лучшие сорта – Титов налив, Отборный, Большой, Белый, Звонку, Мирончик. Данила вспомнил, как осенью давний дружок, Ваня Анофриев веселил сыночка – принес яблочко-«звонку», большое и желтое, в котором семена, созревши, лежат в просторном семенном гнезде, потрясешь – тихонько гремят. У Вани-то все в жизни шло правильно, ходил он за аргамаками – и ходил, на опасные поручения не набивался.

Берегом Неглинки Данила и Ульянка вышли туда, где на слиянии ее с Москвой-рекой стояла Водовзводная башня. Оттуда уже полезли на крутой откос. Шустрый Ульянка забрался повыше, Данила шел низом, и оба старательно раздвигали вилами кусты, бурьян, чертополох. Никакого посоха не было.

Это уже становилось любопытно.

Коли бы посох валялся у самой воды, его бы прибрали рыболовы. Но умирающего Бахтияра нашли довольно высоко. Вряд ли он убежал далеко от того места, где потерял посох. Что же означала сия загадка? То ли, что лазутчик Разбойного приказа только прикидывался хромым?

Ломая голову над этой задачкой, Данила добрел до Благовещенской башни. Далее искать не имело смысла. Получалось, что посох унес тот, кто порешил Бахтияра. Но за каким бесом?! Что в том посохе важного и значительного? Крепкая и высокая, поболее двух аршин, суковатая палка…

– Хватит, поворачиваем! – крикнул он Ульянке.

И тут его наконец окликнули сверху:

– Ты что там слоняешься, молодец?

– Конюхи мы, с Аргамачьих, – отвечал Данила. – Нас за свежими ветками послали.

– Покажись-ка!

Данила чуть спустился и задрал голову, чтобы сторожевой стрелец мог разглядеть его лицо.

– А на кой хрен вам там свежие ветки?

– Ты про то нашего деда Акишева спрашивай! Аргамак захворал, дед над ним мудрит! Без бузины, говорит, не возвращайтесь! – крикнул снизу Данила.

– Ну, Бог с вами, рвите свои ветки!

Приходилось соответствовать своему вранью. Данила стал набирать пучок погуще и даже крикнул Ульянке, чтобы тот высматривал ветки посвежее. Обламывая кусты, они дошли от Благовещенской до Водовзводной, один – поверху, другой – понизу, и там сошлись.

– Посвежее драть, говоришь? А у самого-то какие? – язвительно заметил Ульянка.

У него самого был немалый пук цветущей бузины, и он выглядывал сквозь белые соцветия, как затаившийся в зарослях хищный зверек с острой мордочкой.

– Не все ли равно…

– А вот, и вот, и вот… – Ульянка указал на привядшие листья.

Данила уставился на них, не понимая, откуда бы таким взяться – вся листва на склоне свежая, нежно-зеленая. И понемногу стало у него в голове возникать некое понимание…

– Пошли назад, – сказал он. – Поглядим, где это там привядшие кусты стоят.

Они оставили вилы у стены и пошли вместе, раздвигая руками бузину. Первым шел глазастый Ульянка. Вдруг он обернулся:

– Этот куст, что ли?

И точно, перистые листочки на нем поникли. Равным образом и на соседнем кусте…

– Что за притча? – сам себя спросил Данила, боясь поверить в собственный домысел. – Пойдем-ка, Ульянка, нечего нам тут торчать.

И поспешил к Боровицким воротам.

В голове у него барахтались, по-всякому сочетаясь, предсмертные слова Бахтияра: «ядра», «коло» и просьба донести Башмакову…

– Где тебя носит? – сердито спросил Богдаш, когда Данила с Ульянкой появились на Аргамачьих конюшнях. – Гляди, вдругорядь Разбойному приказу попадешься, Ульянка за старшими не побежит и в Коломенское не поскачет!

Ульянка неожиданно покраснел.

– А это что еще? – Богдаш ткнул пальцем в пук бузины.

Данила ахнул – вот же дурень, ему бы эту дрянь, зайдя за Водовзводную башню, выбросить, а он на конюшню притащил! И Ульянка тоже – не пожелал с цветами расставаться. Вот и стоят теперь перед хохочущим Богдашкой, как два истукана!

На хохот выглянул дед Акишев, подошел, отстранил Богдана, поглядел на Ульянку с Данилой – тоже засмеялся. Но совсем иначе – как если бы дед глядел на смешные шалости внуков.

– Ты, Богдашка, молчи! – сказал он, повернувшись к конюху. – Не всем же быть такими, как ты, деревянными. Ступай, Христа ради, не смущай добрых людей!

Богдан пожал плечами и пошел проходом меж стойлами, статный, плечистый, кудрявый – бабья погибель!

– Ах ты, детинушка незадачливый… – пробормотал жалостно, глядя ему вслед, дед Акишев. – А вы, ребятки мои, его не слушайте. Он не от хорошей жизни этак хохочет. Тяжко ему. А для какой надобности вы бузину-то притащили? Что затеяли?

– Пришлось притащить, – буркнул Данила. – Сейчас выкинем. Ульянка, отнеси на двор, кинь там поближе к навозной куче!