Далия Трускиновская - Персидский джид

– Я, батюшка Дементий Минич, подьячих прогневал, – неохотно повинился Стенька. – И сказали мне добрые люди, что есть такая молитва, на умягчение начальства, а знает-де ее старец, что у Девяти Мучеников сидит, и он той молитве учит, и я к тому старцу пошел…

– Ну так что ж тут плохого?

– Я к нему пошел… а должен был на торгу ходить… – признался Стенька. – А коли прознают, что меня в тот день на торгу не было…

Про то, как он устроил переполох на весь Кремль, Стенька докладывать не стал – докопается дьяк, тогда и можно будет повиниться, а не докопается – тем лучше!

– Понятно. И, шастая у Девяти Мучеников, ты нечаянно многое разведал, сказать же боишься – как бы тебе за твое рвение сперва не прописали батогов?

– Именно так… – горестно признался Стенька.

– Батогов не будет. Ну?

И Стенька изложил все по порядку – как искал старца у храма, как пристал к нему человек по имени Федот (тут же, закатив глаза к потолку, Стенька описал его наружность, острый нос, седые виски и мохнатую бороду), как тот Федот завел его на какой-то двор, где лежал в подклете больной старец, как пришли Никита Борисович и Демьян Петрович…

– Каким князьям, говоришь, тот Никита Борисович служит?

– Князьям Унковским, батюшка Дементий Минич.

– Сдается, нет на Москве таких… Иванушка!

Старый истопник был за дверью, отодвинул Данилу с Богданом и вошел.

– Сделай милость, сходи в Разрядный приказ, вели кому-нибудь из старых подьячих ко мне прийти. А ты продолжай.

И Стенька описал подклет, поведал, как всю ночь клевал носом возле помирающего старца, как повздорил с Федотом и сбежал, как набрел на истинного старца, но молитву взять не успел – за ним погнались пятеро подозрительных людишек. Про хворобу свою, понятное дело, рассказывать не стал.

– Они увидели тебя с настоящим старцем и поняли, что ты раскрыл их враки. Что же такого опасного было в тех враках, коли тебя чуть не порешили? – спросил Башмаков.

– Может, все дело в персидском джиде? – не поднимаясь с колен, предположил Стенька. – Но это как поглядеть – ведь они мне сами про те джериды толковали, я их за язык не тянул.

– А для чего, как полагаешь, они с тобой про джериды толковали? Богдан, Данила, заходите! И поведайте Степе, где был найден один из джеридов и где – другой.

– Один – в подземной тюрьме под Тайницкой башней Казанского кремля, откуда пленников тайно вывели, а другой – из человечьего горла Данила вынул, – отвечал, встав в дверях, Желвак.

– Вот тебе и ответ. Они увидели, что слоняется по переулкам земский ярыжка, чего-то ищет. Мало ли что он про старца врет? Это – первое. Другое – они не знали, что Данила вынул из раны джерид, и полагали, будто тело покойного Бахтияра попало в избу Земского приказа вместе с джеридом. Потому и рассказали тебе байку, что хотели из тебя сведения вытряхнуть, – объяснил Башмаков. – Полагали, ты тут же вспомнишь, что недавно у Водовзводной башни тело подняли с джеридом в горле, а потом, слово за слово, о розыске им расскажешь. А ты ничего не сказал. И получилось, что зря они тебя заманивали. Гнались же за тобой потому, что ты обнаружил их враки и мог их выдать. Это, сдается, были те самые налетчики княжича Обнорского, о которых твоя, Данила, кума подьячему Деревнину толковала. Те, что приходят иногда ночевать на клюкинский двор. Вот все одно к одному в узелок и увязывается.

– Гляди ж ты, не соврала кума! – прошептал Богдаш.

– А как вышло, что тебе джериды показались подозрительны? – наконец спросил Башмаков.

– Так я по твоей милости приказанию у троекуровской дворни сказки отбирал. И явилось, что у боярина был персидский джид, но дворовый человек Якушка, бежавши, его с собой прихватил. А тот Якушка знал про погреб… – Стенька замолчал, припоминая все те речи, которые пришлось выслушать. Было еще что-то важное, но что – как на грех, вылетело из головы.

– Вон оно что. Ты докопался, откуда налетчики проведали о подземном лазе. Хвалю. Что, Степан Аксентьев, хочешь еще послужить государю? – вдруг спросил Башмаков.

Стенька отчаянно закивал.

– Ты тех людей видел и можешь их признать. Сейчас ты отправишься с конюхами к Девяти Мученикам, подойдешь к храму один, они за тобой следить будут. Коли признаешь злодеев – дашь знак, Богдан тебя научит. А не признаешь – побродишь там, глядишь, они сами к тебе привяжутся. Молодцы, вы безоружны. Ступайте, возьмите, чего надобно, и возвращайтесь. Для Степана тоже бахмата оседлайте.

Данила и Богдаш, поклонившись, вышли.

– А вот какого черта княжичу Обнорскому под Кремлем понадобилось? – шепотом спросил Богдаш, удерживая Данилу за руку. – Что кума-то сказала? Не проболталась?

– Проболталась. Княжич охотой любит тешиться, а там барсучиная охота славная, – так же шепотом отвечал Данила. Похоже, он перенял у старшего товарища уловку и нет более нужды отмалчиваться…

Они остались у двери послушать.

Башмаков уж совсем было собрался отпускать ярыжку – тот все, что знал, сообщил. Но тут вдруг Стеньку осенило.

Этот дьяк в государевом имени был с ним ласков, не кричал, не грозился батогами, все выслушал и даже многое растолковал, как равному. Он должен, он обязан понять!.. Тем более что от волнения многие мысли, бывшие у Стеньки в голове в разрозненном состоянии, вдруг составились вместе.

– Батюшка Дементий Минич! Я еще сказать хочу! Коли ты меня слушаешь и прочь не гонишь!..

– Говори!

– Я знаю, кто троекуровского младенца порешил!

– Что ж ты мне про это доносишь, а не Деревнину? – удивился Башмаков.

– Да Деревнин-то меня прочь погонит, скажет – дурак ты и речи у тебя дурацкие! А я все время о том младенце думал! И все одно к одному… Да еще сегодня по твоей милости приказу отбирал сказки у троекуровской дворни!.. Все вместе увязалось!

– Сказывай, – невольно улыбнувшись, молвил Башмаков.

Стенька, не вставая с колен, широко перекрестился – как перед святыми образами.

– Ну, Господи благослови! – произнес он. – Батюшка Дементий Минич, не сочти за дурь… Я ведь сразу заподозрил, что тело в сад не через забор перекинули. Думал сперва – тот молодой инок его принес да и вынес спозаранку. Потом понял – не он. Выходит, через забор? Я прикинул, сколько в дитяти весу, на дворишке своем веревку меж деревьями натянул и мешок с гречей такого ж веса кидал!

– Мешок с гречей? – переспросил озадаченный Башмаков.

– Коли бы из-за того забора тело перекинули, оно бы не там упало, где его утром нашли! А скинули младенца бедненького с гульбища, что наверху в боярских теремах, широкое гульбище, я как в саду, в беседке сидел, все на него поглядывал…

– Может, ты девок там увидал, оттого и поглядывал? – усмехаясь рвению ярыжки, спросил Башмаков.