Далия Трускиновская - Персидский джид

Но слово за слово – стало выясняться, что ход, найденный при углублении погреба, и ход, по коему Стенька ползал, сильно отличаются. Изначально находка была забита всякой дрянью, потому, видимо, ее и не стали закладывать землей – и так сойдет. А потом оказалось, что некая добрая душа тот ход расчистила, и куда подевала вынутую дрянь – неизвестно. Это было вовсе неожиданно, Стенька принялся добираться, когда это обнаружилось, и узнал – обнаружил Максимка года полтора, поди, назад. Но раз ему было велено молчать, он и молчал…

Старательно записав все, что услышал, и даже взмокнув от своего старания, Стенька поспешил в Земский приказ. Никон на прощание обернулся и так нехорошо посмотрел на троекуровскую дворню, что кто-то в отчаянии тихо его обматерил. Но брань на вороту не виснет, этого пристав Светешников наслушался вдоволь, потому нисколько не обиделся.

В приказе Стенька обнаружил Деревнина и сдал ему записи со многими словесными дополнениями. У подьячего от этих дополнений голова пошла кругом, и он поскорее выпроводил ярыжку туда, где ему самое место, – с дубинкой на торг. Стенька вернул тесный кафтан Гераське Климову, надел свой и побежал исполнять службу.

Уже близился конец торга, многие купцы запирали лавки, ворье тоже, статочно, убралось прочь. Делать Стеньке было почти нечего – похаживать да покрикивать. Осознав это, он призадумался – ведь время можно употребить с пользой для розыска.

Тот безбородый Никита Борисович толковал, что ходил по Саадачному ряду, искал персидские джериды с бирюзовыми черенками. И никто-де из купцов ему не продал, хотя такой товар наверняка у кого-то имеется. У боярина Троекурова тоже пропали джериды. Могут ли они, коли где-то обнаружатся, послужить уликой? Точно ли такой уж редкий товар? Может, для Стеньки персидский джид – диковина, а для людей знающих – вещица обыденная?

Ноги сами понесли его в Саадачный ряд.

Купцы отнекивались, и он им верил – все видели, что человек в служилом кафтане, коли спрашивает, стало быть, начальство велело. В шестой по счету лавке ему указали, где может быть такая диковина. Стенька уже понял, что джид, коли его посчастливится отыскать, может служить нешуточной уликой, но пошел и в седьмую лавку – хотелось поглядеть самому, как эта забавка выглядит.

Встретил его купец вида самого разбойничьего – на один глаз крив, нос перебит, на щеке шрам, уходящий в седеющую бороду. С такой рожей не в дверях лавки стоять, похваляясь товаром, а выскакивать из-под моста с кистенем да вести налетчиков на приступ купеческого обоза. До сих пор Стенька этого человека на торгу не встречал, но ведь и в Саадачный ряд редко заглядывал, все больше там, где съестное продают, промышлял…

Стенька осведомился о джидах – вроде бы как приценился. Купец внимательно его оглядел и сказал, что товар редкий, спрос на него невелик, но коли угодно, он отправит сидельца домой, чтобы взял из ларя и принес два джида на выбор. А поскольку живет купец неподалеку, то Стенька может прогуляться вдоль ряда, поглядеть, у кого что, и когда почти все лавки закроются, пусть приходит – купец-де его дождется.

Очень порадовавшись тому, что наконец увидит диковину, Стенька отправился на прогулку. Делать уж точно было нечего – разве что потолковать со знакомцами, которых на торгу было великое множество. Одному он рассказал о купце из Саадачного ряда.

– А, то Ермак Савельевич, – опознал страшную рожу знакомец. – Он в оружии толк знает. Ты, коли что, к нему ступай – и выберет, и присоветует, что тебе, по твоим деньгам, больше подходит.

Стенька вздохнул – когда еще будут по карману те бирюзовые джериды? И неторопливо направился к лавке Ермака Савельевича.

– Ну, ты горазд гулять, мы уж запирать собирались, заходи скорее! – пригласил сиделец Алешка.

– Принес? – спросил, входя, Стенька.

– Да уж принес…

Дверь за Стенькиной спиной захлопнулась. Он резко обернулся и увидел человека, которого охотнее всего встретил бы в храме Божьем на отпевании, лежащим в гробу. Это был Богдашка Желвак.

– Твою мать! – воскликнул изумленный Стенька.

– Твою мать! – повторил не менее изумленный Желвак.

– Ермак Савельевич, точно ли он за джеридами приходил? – спросил оказавшийся рядом с Желваком конюх Данила.

– Точно он. Тут ошибки нет.

– Джид персидский, стало быть, понадобился? – нехорошим голосом и с преотвратным прищуром спросил Желвак. – А ну, говори живо: кто тебя за джидом прислал?

– Никто не присылал, самому надобен! – с задором отвечал Стенька.

– Тебе?! – хором спросили Богдашка и Данила.

– Мне!

Конюхи переглянулись.

– Да ну его, дурака, – вдруг сказал Желвак. – Услыхал, поди, где-то, что есть, мол, такой персидский джид, пожелал увидеть. Он же вечно всюду нос сует…

– Нет, Богдаш, – возразил Данила. – Он неспроста джид ищет. Ты на него взгляни…

Стенька ошалел. Неужто Деревнин прав и у него на роже все как есть написано?

– Ну, взглянул…

– Врет чего-то…

Желвак фыркнул.

– Берем под белы рученьки и ведем к дьяку, – решил он, – пока тот обратно в Коломенское не ускакал. Ночевать в Москве он вроде не собирался. А тащить этого обалдуя в Коломенское – так живым не довезем, я его сам по дороге пришибу…

Сопротивляться было бесполезно.

Данила появился на конюшнях грязный, как прах, и голодный, как волк. Они таки заблудились с Настасьей в земляных норах. Когда выбрались из ловушки, визг и шум борьбы слышались совсем близко, и первое, что пришло на ум, – нечистая сила кого-то дерет. Мало ли, где у нее в Москве пристанище? Может статься, и под Кремлем – охраняют какие-нибудь сатанаилы закопанный сундук с золотом и чинят расправу над дураком, что полез тот сундук добывать.

Проплутали кум с кумой довольно долго, проголодались, наконец выбрели на одну из подземных улиц, а там уж Настасья сообразила, куда идти. Данила видел, что розыск ни к чему путному не привел, разозлился на куму и, когда она вывела его в дом своего названого деда, оставил ее одну, а сам помчался к Боровицким воротам, благо как раз стемнело и никто не видел его чумазой образины.

Дед Акишев не спал, возился в шорной и, услышав возню у водогрейного очага, взял вилы и пошел глядеть, кто там балуется. В очаге оставалось еще довольно теплой воды, Данила зачерпнул ведерко и старательно оттирал лицо и руки.

– Где ж тебя носило, чадище-исчадище?! – воскликнул дед. – И чей это на тебе кафтан?

– Ох, Назарий Петрович, не спрашивай…

– Ты где так извозился?

Данила утерся рукавом и вздохнул.

– А что, Назарий Петрович, ты на конюшнях уж полвека живешь, ты все знаешь – тут нечистая сила не водится?

– Нечистая сила? А где она тебе являлась? В каком образе? Тимофею вон голая женка мерещилась, – сообщил дед. – Насилу отвадили. Попа звали молебен служить, конюшни святить. Тебя тоже девки допекли?