Риз Боуэн - На поле Фарли

Преподобный Крессвелл пришел по тропинке со стороны церкви, как раз когда миссис Финч накрывала на стол. При виде Бена его усталое лицо расцвело улыбкой.

– Вот так сюрприз, мой мальчик. Мы понятия не имели, что ты приезжаешь.

– Все определилось в последнюю минуту, – пояснил Бен, подошел к отцу и пожал ему руку. – Начальство решило, что мне положена пара дней отпуска, и вот я здесь.

– И Памела тоже. – Викарий бросил на нее пристальный взгляд. – Что-то ты бледненькая.

– Это всё ночные дежурства. После них мне не удается уснуть днем.

– Конечно, не удается. Ничего, побудешь дома и снова придешь в порядок. Хорошая еда и деревенский воздух. Можно хоть ненадолго забыть о войне. Здесь все как прежде.

– Не считая полка солдат в Фарли, – вставила Памела.

– И того трупа на вашем поле, – добавила миссис Финч, устраивая пирог на подставке посреди обеденного стола.

– Труп? На поле? – удивилась Памела.

– Парашютист, у которого купол не раскрылся, – с удовольствием пояснила миссис Финч. – Вдребезги разбился, говорят.

– Бедняга, какой ужас. А кто это был?

Миссис Финч понизила голос.

– Одет-то он был по-военному, но я так думаю, шпион это, немецкий. Я слыхала, они нынче везде. Даже монашками переодеваются, представляете? – доверительно сообщила она.

– Миссис Финч, я же просил, никаких сплетен, – одернул ее преподобный Крессвелл. – Вспомните плакаты: «Болтать – врагу помогать». У нас нет причин считать, что этот несчастный был кем-либо иным, нежели жертвой неудачных учений. Я был против того, чтобы его тело увезли. Жаль, что мне не удалось достойно предать его земле.

Он потянулся к пирогу и стал разрезать корочку, явно не собираясь продолжать разговор. От пирога аппетитно пахло пряными травами; викарий удовлетворенно кивнул.

– Вот это, я понимаю, настоящая еда. Давай тарелку, юная леди. В Лондоне такого не подадут.

Они наелись досыта. Под слоеной корочкой пирога скрывались сочные ломтики молодой птицы в наваристой подливке с травами, гарниром послужила цветная капуста в белом соусе, а на десерт подали запеченные яблоки с заварным кремом.

– Мне и правда пора бы домой, – виновато сказала Памела, поднимаясь из-за стола. – Но до смерти хочется увидеть Джереми. Я думаю, мои не очень обидятся, если я сперва загляну в Нетеркот. Я им не говорила, во сколько приезжаю. Бен, ты обещал пойти со мной. – Она умоляюще посмотрела на него.

– Если ты так хочешь. – Он тоже встал и положил на стол салфетку. – Отец, ты не против, если я провожу Памму до Нетеркота?

– Не нужно спрашивать разрешения, мой мальчик, ты ведь уже взрослый мужчина. Если Памела хочет, чтобы ты сопровождал ее в гости к ее молодому человеку, то иди, конечно.

Это «к ее молодому человеку» подействовало на Бена точно удар под дых. Да, он знал, что так оно и есть. Так было всегда. Но не переставал надеяться, особенно когда Джереми пропал без вести. А теперь ему предстояло отвести Памелу к сопернику. Интересно, понимает ли она хоть немного, что он чувствует? Они шагали через деревню. Единственная улица казалась почти безлюдной. Прозвенел колокольчик, из лавки Маркхэма, объединенной с почтовым отделением, вышла женщина с корзинкой на локте и вежливо кивнула им в знак приветствия: «Леди Памела, мистер Бен. Погода нынче дивная, не правда ли?» И отправилась своей дорогой, словно в их неожиданном возвращении не было ничего необычного. Все, что лежало за пределами Севенокса, в том числе и Лондон, она не знала и знать не хотела. Из школы донеслись детские голоса, нараспев читавшие таблицу умножения. Навстречу проехала телега с навозом. С тех пор как Бен с Памелой покинули дом Крессвеллов, они не обменялись ни словом. Теперь Памела обернулась к Бену:

– Правда, здесь ничего не меняется? Все как всегда.

– Только молодых мужчин совсем нет, – добавил он.

Она кивнула.

Деревня осталась позади, и дорога превратилась в тропинку, обочины которой густо поросли цветами. Наконец они подошли к внушительным кованым воротам Нетеркота, усадьбы Прескоттов, и Памела внезапно остановилась в нерешительности.

– Как думаешь, ничего, если мы явимся без приглашения? Может, надо было сначала позвонить?

– Разве нам когда-нибудь требовалось приглашение, чтобы прийти в гости к Джереми? – рассмеялся Бен.

– Но теперь все иначе, – нахмурилась Памела. – Джереми вернулся из плена. Возможно, он не захочет… видеть нас.

Бен ответил со вздохом:

– Я уверен, что он мечтал увидеть тебя с того самого дня, как поднялся в воздух на самолете.

Она нервно улыбнулась.

– А если нам скажут, что он сегодня не принимает, – продолжал Бен, – то мы просто уйдем, вот и все.

– Я так рада, что ты здесь, – сказала Памела. – Одна я точно испугалась бы и сбежала, как заяц.

– Ты же никогда ничего не боялась, Памма. Из нас троих ты самая отважная. Пошли. Устроим Джереми сюрприз.

Миновав ворота, они зашагали по усыпанной гравием широкой подъездной аллее. Перед ними возвышался элегантный особняк георгианских времен – красный кирпич, проемы дверей и окон контрастно-белые, идеальные пропорции, по обеим сторонам аллеи разбит регулярный парк. На клумбах полыхают тюльпаны, со шпалер свисают гроздья глицинии, лужайки безукоризненно подстрижены. Здесь явно трудились садовники, несмотря на войну.

Приблизившись к дому, молодые люди заметили прислоненный к крыльцу старый велосипед, портивший своим видом образцовую картину. Бен раскрыл было рот, чтобы это прокомментировать, как вдруг входная дверь отворилась и вышла леди Диана Саттон.

– Ну конечно, непременно. Большое спасибо. Пока! – сказала она кому-то внутри, помахала рукой, сбежала по ступенькам и заметила Памелу с Беном. – О, привет! Какая неожиданность! – воскликнула Диана.

– Что ты здесь делаешь, Дайдо? – сдавленным голосом спросила Памела.

– Вот это я понимаю – теплая встреча, – саркастически заметила Дайдо. – А как насчет «Как же я рада тебя видеть, милая сестренка»?

– Разумеется, я рада тебя видеть, – настороженно ответила Памела. – Просто…

– Если хочешь знать, я была здесь от имени нашей семьи. Зашла навестить Джереми и поднять ему настроение, – сообщила сестра и взялась за велосипед. – Кто-то же должен был это сделать.

И, не проронив больше ни слова, покатила по хрустевшему гравию к воротам.

Париж

Май 1941 г.

Оказывается, у страха тоже есть запах. Раньше она этого не замечала. Ей с детства говорили, что собаки способны учуять страх, но о людях она никогда такого не слышала. Сейчас, однако, сидя на стуле в темной комнате, она его чувствовала – сладковатый, густой. Она не знала, сама ли источает этот запах или им просто пропиталось все здание и он сочится из стен, где столько людей ощущали ужас и отчаяние. В автомобиле, который привез ее сюда, ей завязали глаза, но не было нужды спрашивать, куда она попала. В штаб гестапо. Ее оставили одну в полной темноте, чтобы запугать и сломить.