Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Как, эта тюремная крыса Ивановская все еще прячется в столице? Ну и натура зловредная! На той неделе, поди, ей сто лет исполнится, а она все еще революцией развлекается. Отыскать неугомонную и малой скоростью отправить в Восточную Сибирь!

В это время петербургскими филерами руководил легендарный Евстратий Медников. Он дал распоряжение своим ребятам, и те быстро сели на хвост замечательной старушке. Выяснилось, что божий одуванчик сделала карьеру: Ивановская в качестве прислуги — читатель, приготовься удивляться! — поселилась в самом центре Петербурга, в богатом доме якутского вице-губернатора Леонтьева. Зачем правительственному лицу в доме беглая каторжанка? Или покушение на него готовится? Так что были причины за подозрительным домом проследить.

Медников отрядил на прослежку надежных филеров во главе с Волчком.

Филеры — как рыбаки. У одного на жирном месте ни в жизнь не клюнет, а удачливый едва забросит — доставай!

Волчок был фартовый топтун. Едва заступил на дежурство, как перед ним предстало зрелище замечательное, почти историческое, потому что из него вышла целая история.

Некто Бломберг, тип зловредный и давно находившийся в розыске, подкатил на пролетке к дому с громадным чемоданом и, почему-то боясь тряхнуть его, осторожно вошел в подъезд. Здесь злодей был встречен двадцатилетней красавицей Татьяной Леонтьевой, дочерью вице-губернатора. Эта девица была приближена ко двору. Чемодан подняли в комнаты Татьяны.

Филеры проследили Бломберга до его дома на Кронверкской, против паровой переплетной, где он скрывался. Уже на другой день в квартире Бломберга провели литерное мероприятие номер один (которое позже всей душой полюбят в НКВД и КГБ), то есть устроили негласный шмон. К своей радости, обнаружили химическую лабораторию, в которой хозяин снаряжал бомбы. Здесь был целый склад боеприпасов. Рвани — от дома с жильцами остались бы одни воспоминания и полицейский протокол.

За Бломбергом установили слежку.

О содержимом чемодана, попавшего в дом вице-губернатора, гадать не приходилось. Медников спешно доложил обстановку начальнику охранного отделения Герасимову. Тот отправил в дом вице-губернатора офицера по фамилии Кузнецов, приказал:

— Владимир Иванович, объясните: мы не хотим скандала. Попросите, пусть вице-губернатор Леонтьев позволит ознакомиться с содержимым этого чемодана. Тогда мы постараемся не дать делу хода…

Когда офицер, подбирая самые мягкие, дипломатичные выражения, попробовал исполнить этот приказ, вице-губернатор стал топать ногами, выражаться и угрожать:

— Как вы, вашу мать, могли заподозрить моего ангела Татьяну в связи с террористами? К ней государь относится как к родной дочери! Я вашего Герасимова и вас сгною в якутских болотах! Этапом, в кандалах! Вы у меня лишь селедку жрать будете! Месяц пить не позволю! Подлец, микроб в рейтузах, пошел вон!

Герасимов был человек крепкий. Узнав о «ласковом» приеме в доме вице-губернатора, в тот же день снесся с самим Столыпиным:

— Петр Аркадьевич, как быть? Леонтьев не пускает осмотреть чемодан…

Столыпин заглянул в нелукавые глаза Герасимова:

— Александр Васильевич, вы уверены, что в чемодане бомбы?

— Не пасхальные же яйца! Конечно, бомбы. Только Леонтьевым симпатизирует сам государь…

Столыпин усмехнулся, написал несколько слов на листе бумаги и передал Герасимову:

— Если опростоволоситесь, вам будет оправдание, на меня все валите.

Герасимов прочитал: «Приказываю начальнику Петербургского охранного отделения полковнику Герасимову провести обыск в доме якутского вице-губернатора, тайного советника Леонтьева. Столыпин ».

Герасимов благородно вернул индульгенцию и сказал:

— Петр Аркадьевич, с меня довольно вашего слова…

Сдержанный Столыпин обнял Герасимова и растроганно сказал:

— Действуйте смелей! С нас хватит нерешительности государя…

Теперь тот же офицер Кузнецов явился с полицейской силой, и губернатор был вынужден пустить в дом полицейских. В спальне Татьяны, этого существа с ангельской наружностью, владевшей тремя языками, бравшей уроки рисования у самого Леонида Пастернака, писавшей стихи в альбом и игравшей на фортепьяно, в чемодане обнаружили с десяток бомб.

К вице-губернатору пришлось приглашать доктора, который дал ему понюхать ватку, а его дочку, воспитанницу Смольного института благородных девиц, богатейшую невесту, замкнули в Петропавловскую крепость. Глотая слезы, Татьяна Леонтьева на допросе показала:

— Меня в ближайшее время должны были принять во фрейлины государыни. Здесь же, на балу, я исполняла бы роль продавщицы цветов. Когда я вручала бы букет государю, то застрелила бы его из револьвера, спрятанного в цветах. Револьвер лежит в библиотеке, в секретном ящичке. Отпустите, я больше не буду!

…Револьвер нашли быстро. Пули оказались подпилены и отравлены стрихнином. Это был стиль печальника о нуждах народных Герша-Гершуни.

После нескольких месяцев пребывания Татьяны в тюрьме папаше-губернатору удалось освободить дочь-убийцу и отправить ее подальше от брегов отчизны беспокойной. Миллионерша-красавица поселилась в альпийском городке Интерлакен, сказочно расположенном между горных озер Тунское и Бриенцское. В отеле для миллионеров «Юнгфрау» губернатор для своего озорного чада снимал пятикомнатный люкс. Здесь у девицы психическое заболевание обострилось.

В «Юнгфрау» она познакомилась с крупным миллионером из Парижа Шарлем Мюллером, пожилым, безобидным и одиноким человеком.

Леонтьева с первой встречи стала обращать на миллионера какое-то болезненное внимание, которое тот трактовал себе в приятном смысле. Более того, Мюллер, видя внимание русской красавицы к нему, присылал ей каждое утро корзину роз. И тут произошло то, о чем с любопытством и ужасом писали газеты всего мира.

Однажды вечером Татьяна, которая все время пребывала в меланхолии и одиночестве, прогуливалась вдоль озера. Вдруг увидала, что ей навстречу идет Мюллер. Когда миллионер подошел ближе, Татьяна вгляделась в его черты, взяла за руку и страшным шепотом произнесла по-французски:

— Петр Николаевич, я вас узнала! Вы так часто бывали в нашем петербургском доме, что, едва увидев вас, я поняла — это же министр внутренних дел Дурново! Конечно, вы скрываетесь под чужой фамилией, и правильно: на вас замышляют… Открою правду: жить вам осталось совсем чуть-чуть, — показала двумя пальчиками: — Вот столечко.