Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Подошла минута прощания. Ломакин спросил:

— Вам в тюрьму писали?

— Да, две любимые женщины. С одной познакомился при странных обстоятельствах в ресторане «Альпийская роза», что на Софийке в Москве. Ее имя Мария. Я сделал ей однажды доброе дело, а ее душа была отзывчива на хорошее. Будь мы вместе, моя судьба сложилась бы иначе. Она писала мне в Моабит сумасшедшие письма, готова была сесть в тюрьму вместе со мной, лишь бы быть ближе…

— А другая?

— Имя другой, уверен, вам памятно! Это кафешантанная певица, знаменитая красавица с пышным бюстом и смолянистыми, густыми волосами Хедвига Клепфер (мне всегда нравились брюнетки). Открытки с ее изображением — «Прекрасная Хеди» — тысячами расходились по России и Европе. Когда-то говорили, что она связалась со мной ради корысти, ради богатых подарков. Но сердце любящей женщины выше мелочных соображений. Она не бросила меня в беде. Хеди ради меня поселилась в Берлине. Она сама едва ли не умирала от голода, но мне приносила в тюрьму свой паек. Одно утешает: совесть моя перед людьми чиста! Прощайте.

Азеф опустил голову и побрел было прочь, но вдруг вернулся к Ломакину и сказал каким-то просветленным голосом:

— Много лет назад, когда я был бедным еврейским ребенком, вы, Виктор Иванович, через директора нашего училища оставили для меня деньги, которые показались моим родителям целым капиталом. Теперь я хочу их вернуть с процентами. Возьмите это! — И Азеф протянул толстую пачку германских марок. — Мне деньги скоро не понадобятся. Как сказал когда-то могильщик на Немецком кладбище в Москве: «У гроба карманов нет!»

Он снова побрел по улице, печальный и одинокий, и скоро скрылся за углом.

…Солнечным и теплым днем 24 апреля 1918 года Азеф окончил свое земное поприще. Диагноз: острое воспаление почек. Великий борец с российским террором был похоронен на берлинском кладбище Вильмерсдорф. За гробом шел единственный человек — некогда знаменитая красавица, а теперь помятая жизнью Хеди. На могильной плите она приказала выбить только номер — 446. Знакомым объяснила:

— Сейчас в Берлине много русских, и никто не знает правду об этом необыкновенном и очень добром человеке. Так что пусть только номер… А в сердце я всегда буду носить это сладкое имя — Евно. — И она горько разрыдалась.

Что касается Марии, в девичестве Ададуровой, она еще долго отправляла на имя Азефа письма. Наконец кто-то сжалился и прислал ей скорбное сообщение.

Марию ограбила большевистская власть. Теперь Мария жила в полном одиночестве и нищете в Москве на Большой Дмитровке. Тихо умерла в одиннадцать утра 1 августа 1961 года. Соседи по коммунальной квартире рассказывали, что в предсмертном бреду Мария призывала: «Милый, где ты? Приди!..» Соседи шептались: «Ишь, разумом помутилась…»

В России против великого народа ширился невиданный массовый террор, подготовленный еще на заре века бомбистами-эсерами. Троцкий, Ленин, Сталин, Хрущев и миллионная армия большевистских подручных превзошли самые смелые надежды Гершуни, Брешковской, Савинкова и Гоца: человеческая кровь залила Русскую землю. Политические доносы, чаще всего лживые, притворство, раболепство, вечный страх, мышление чужими мыслями — все это стало обычным для миллионов советских людей.

Люди забыли о величии Российской империи, как позже они с удивительной легкостью забудут о кровавой жестокости большевиков.

Человеческая жизнь коротка, память — увы! — еще короче. За это приходится платить…

И.Я. Корейша, знаменитый московский юродивый, обретавшийся в середине XIX в. в «безумном доме» и похороненный на Черкизовском кладбище. Могила сохраняется. Корейша поминается в произведениях Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, И.Ф. Горбунова и др.

Об этом, в частности, писал очевидец — А. Спиридович (см.: Записки жандарма. М., 1991. С. 840).