Лоран Бине - Седьмая функция языка

По аудитории разносится «тсс», когда слово берет мужчина постарше, у него седина в волосах, степенный вид, а язык тела не настолько экспрессивен. Он обводит взглядом публику, смотрит на соперника, на судей и, подняв указательный палец, скупо произносит:

«Из Платона».

Затем молчит, довольно долго, так что возникает дискомфорт, всегда сопровождающий затянувшееся молчание. А почувствовав, что публика задается вопросом, почему он так небрежно тратит драгоценные секунды, отведенные ему для выступления, продолжает:

«Мой уважаемый соперник приписал цитату Сократу, но ведь вы сами заметили неточность, не так ли?»

Пауза.

«Он хотел сказать – из Платона. Без манускриптов которого Сократ, его учение и блестящая апология устной речи в диалоге „Федр“, процитированная моим уважаемым соперником почти дословно, остались бы нам неведомы». Пауза.

«Благодарю за внимание». Садится на свое место.

Тогда вся аудитория поворачивается к сопернику. У него есть право снова взять слово и при желании продолжить диспут, но он молчит, мертвенно-бледный. Ему незачем ждать вердикта судий, чтобы понять, что он побежден.

Медленно и бесстрашно молодой человек выходит вперед и кладет руку на судейский стол ладонью вниз. Аудитория замирает. Курящие нервно затягиваются. Каждый словно слышит эхо собственного дыхания.

Человек, сидящий по центру, берет мясной топорик и резким ударом обрубает юноше мизинец.

Тот не издает ни звука, но сгибается пополам. Ему сразу приходят на помощь и накладывают повязку в соборной тишине. Обрубок между делом забирают, но Симон не видит, выбрасывают ли его или куда-то прячут, чтобы потом выставить среди других склянок с этикетками, на которых указаны дата и тема.

« Слава соперникам! » – снова раздается голос. «Слава соперникам!» – скандирует публика.

В подвале опять тишина, старичок вполголоса объясняет: «Обычно, когда проигрываешь, должно пройти время, прежде чем можно будет еще раз попытать счастья. Это правильная система, она вымывает азартных претендентов».

В этой истории есть одно темное место, оно же – отправная точка: обед Барта с Миттераном. Эпичный спектакль, которого вроде и не было. Но ведь был же… Жак Байяр и Симон Херцог не знают да так и не узнают, что же произошло в тот день, о чем там говорилось. Им даже в список приглашенных не заглянуть. А вот я, пожалуй, попробую… В конце концов, всё – дело техники, я знаю, как действовать: опрашиваем свидетелей, сравниваем, отметаем ненадежные показания, сопоставляем предвзятые воспоминания с реальностью Истории. Как говорится, кто ищет… Ну, сами знаете. Что-то произошло в тот день. С двадцать пятым февраля 1980 года еще не все ясно. Хорошо, что это роман: здесь все поправимо.

«Да, оперный зал Парижу нужен».

Барт хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте, ему есть чем заняться, кроме этих светских разговоров, напрасно он согласился на этот обед, теперь огребет по полной от своих левых друзей, зато хотя бы Делез будет доволен. Фуко – тот, конечно, начнет отпускать презрительные шуточки и сделает так, чтобы их повторяли.

«Арабская литература решительно пересматривает собственные рамки, стремится выйти из классического русла, преодолеть тенденциозность романа…»

Обедал с Жискаром – расплачивайся, так ведь? «Солидный преуспевающий буржуа» – да, безусловно, но и эти не хуже. Вино разлито – надо пить, что уж тут… Кстати, чертовски хорошее это белое – что за сорт? Думаю, шардоне.

«Читали последнюю вещь Моравиа? Я очень люблю Леонардо Шашу [146] Леонардо Шаша (Leonardo Sciascia, 1921–1989) – итальянский политический деятель левого толка и писатель. Известен, в частности, как автор исторических произведений и романов о сицилийской мафии. . Вы на итальянском читаете?»

В чем между ними разница? На первый взгляд, ни в чем.

«Вам нравится Бергман?»

Смотри, как они держатся, разговаривают, как одеты… Выраженный правый габитус , – сказал бы Бурдье.

«После Микеланджело ни один художник, за исключением разве что Пикассо, не может претендовать на ту же глубину критического осмысления. А ведь что-то не слышно о демократической составляющей его творчества!»

А у меня что? Тоже правый габитус? Чтобы от него отделаться, недостаточно просто плохо одеваться. Барт нащупывает спинку стула, чтобы убедиться, что его старый пиджак на месте. Спокойно. Никто тебя не ограбит. Ха-ха! Рассуждаешь, как буржуа.

«Если говорить о современности, мечта Жискара – феодальная Франция. Посмотрим, кто нужен французам, хозяин или вождь».

Говорит – как в суде выступает. Адвокат как-никак. На кухне приятные ароматы.

«Сейчас, почти готово! А вы, уважаемый, с чем теперь работаете?»

Со словами. Улыбка. Многозначительный вид. В детали можно не вдаваться. Немного Пруста – людям это нравится.

«Вы не поверите, моя тетушка была знакома с Германтами». Молодая актриса пикантна. Француженка до мозга костей.

Что-то я устал. Чего мне действительно хочется, так это перечеркнуть все каноны риторики. Эх, раньше надо было начинать. Барт грустно вздыхает. Он не любит, когда скучно, но для скуки столько поводов, и он мирится с ними, сам не зная почему. Впрочем, сегодня не совсем тот случай. Не то чтобы больше нечем было заняться…

«Я весьма дружен с Мишелем Турнье, не такой он дикарь, каким его представляют, ха-ха».

Ого, рыба. Поэтому белое вино.

«Садитесь, Жак! Или вы намерены весь обед провести в кухне?»

« В » кухне: предлог-то его и выдал… Кудрявый молодой человек, в облике которого есть что-то козлячье, положив себе наконец порцию, выходит к нам. Усаживаясь рядом с Бартом, он опирается рукой о спинку его стула.

«Это котриад, рыбное ассорти: барабулька, мерланг, морской язык, скумбрия с ракообразными и овощами, все приправлено уксусным соусом, и я добавил немного карри и щепотку эстрагона. Приятного аппетита!»

Да, вкусно. Изысканно и в то же время «по-деревенски». Барт часто писал о еде: бифштекс с жареным картофелем, сэндвич с ветчиной, молоко и вино… Но тут, конечно, совсем другое дело. С претензией на простоту, но повозиться при этом надо. Труд, старание и любовь, вложенные в блюдо, должны ощущаться. А еще это все же демонстрация силы. В своей книге о Японии он уже рассуждал об этом: «Западная пища, громоздящаяся, облагороженная, преисполненная собственного величия, связанная с неким феерическим действом, всегда тяготеет к массивности, объему, обилию, пышности; у восточной движение обратное, она раскрывается в бесконечно малом: будущность огурца – не груда или толща, а разъятие».

«Это блюдо бретонских рыбаков: его готовили на судне, с морской водой. Уксус помогал предупредить жажду, которую вызывает соль».