Дарья Дезомбре - Сеть птицелова

Отказавшись смотреть на часы (дурные и добрые вести равно найдут ее – и скоро!), Авдотья отослала горничную и села перед окном с пяльцами в руках. Она не путалась шелками, но игла то и дело замирала в чуть подрагивающих пальцах, а глаза устремлялись к едва видным из окна белым балясинам беседки на речном обрыве. Княжна наконец начинала понимать собственное сердце – и от внезапного открытия вкупе с грозившей французу смертельной опасностью смыкалось горло. Щеки ее пылали, в голове метались сумбурные мысли о возможном еще спасении. Над рекой тем временем разливалась заря – картина, обыкновенно завораживающая княжну своей прелестью… Едва взглянув в ту сторону, Дуня вскочила, соскользнули на пол пяльцы. Княжна упала на колени и ее вывернуло прямо в расписное фаянсовое ночное судно. Несколько секунд, тяжело дыша, она опиралась дрожащими руками о спинку кровати. А затем, выпрямившись, подошла к кувшину, где на донце плескалась оставшаяся после утреннего умывания вода, бросила пригоршню в лицо и прополоскала рот. Обернулась на часы с насмешливым Амуром. Пора!

Так уж устроен человеческий глаз, что стоит его обладателю оказаться на некой возвышенности, тот сразу, устремляясь к горизонту, ищет себе туманны дали для умиротворения сердца и сладостного созерцания. Беседка в саду у Липецких служила именно такой цели. Но сегодня Дуня смотрела не вдаль, а прямо на отмель под обрывом. Туда, где почти неделю назад де Бриак обнаружил маленькую утопленницу.

Подобно полководцу, обозревающему из боевого шатра поле брани, глядела княжна на фигурки внизу: круглую – Пустилье и тощую – секунданта Габиха (очевидно, офицера дебриаковского дивизиона). Расстояния были уже отмерены, барьер обозначен плащами. Чуть левее она приметила дуэлянтов: Габих рассеянно рисовал тростью на песке. Де Бриак стоял к нему спиной и смотрел на воду. Секундант барона что-то спросил, оба повернули к нему головы и оба как по команде отрицательно ими качнули. Значит, примирению не быть. Пустилье откинул крышку ящика с оружием. Очевидно, право выбора выпало Габиху: он осмотрел оба пистолета, пожал плечами, взял один. Второй, не глядя, забрал де Бриак. Габих что-то заметил высоким голосом – его секундант рассмеялся. Барон шутил во время дуэли, это считалось хорошим тоном. Де Бриак не откликнулся на шутку, молча ждал, пока секунданты зарядят пистолеты, и, получив свой одновременно с бароном, быстро пошел на позицию. Дуня, сглотнув, вцепилась в резную балясину беседки. Габих, не торопясь, передал офицеру свой сюртук, оставшись в одном жилете и белоснежной батистовой сорочке, воткнул в песок трость и так же неспешно отправился на свое место. Она услышала «Marchez!» [46] Здесь: Сходитесь! ( фр .) Пустилье. Княжна, не отрывая глаз, смотрела вниз – она перестала дышать, в голове ее шумело. Шаг, еще один… Неужели глупец доктор не передал де Бриаку ее слов?! Чего он ждет, барьера?! И вдруг увидела, как поднялась и дернулась рука майора; грохот выстрела, отрикошетив от обрыва, ударил ее по ушам. Дуня расширенными глазами смотрела на Габиха: тот продолжал стоять и целиться: а значит, де Бриак промахнулся, все пропало – сейчас тот выстрелит в ответ, прямо в блестящий карий глаз.

– Этьен! – закричала она, даже не сразу поняв, кого позвала.

И почувствовала, как летит, кружась, в черную дыру, с сухим шелестом муслина оседая на влажный от утренней росы пол беседки.

Дуня глубоко вздохнула и распахнула глаза – она лежала на чьем-то заботливо свернутом плаще, видела склонившиеся над ней лица. Еще чуть-чуть, и едкая нюхательная соль вернула им четкость: одному – лунообразному, Пустилье. И другому – узкому, смуглому.

– Жива! – счастливо улыбнулся он. – Пустилье, она очнулась!

– Говорил же вам, Бриак, это был просто обморок. – Пустилье спрятал флакон с солью. – Ну и напугали вы нас, княжна.

– Quid pro quo [47] Услуга за услугу ( лат .). , – насупленно заметила Авдотья, попытавшись сесть. Голова сразу закружилась – ей пришлось опереться о спинку скамьи. – Первыми пугать стали вы, господа.

– Все кончилось, Эдокси, – просто сказал де Бриак, взяв ее за руку. – Он погиб на месте. Я оказался лучшим Теллем – попал ему точно в лоб.

– Перестаньте бахвалиться, Бриак, – ворчливо заметил Пустилье. – Если бы не княжна, лежать вам, как тем бедолагам, в здешней глине.

– Вы дважды спасли меня. – Де Бриак продолжал крепко держать Дуню за руку. – Первый раз, когда дали ваш бесценный совет. И второй, когда крикнули мне с высоты.

– Этот дьявол выстрелил в майора, княжна, – хмыкнул доктор. – С пулей Бриака во лбу, он все еще был способен спустить курок! И если бы де Бриак не обернулся на ваш голос…

– То ваш покорный слуга, по поэтическому выражению Пустилье, лежал бы нынче в здешней глине. – Он смотрел на нее с такой теплой и чистой радостью, что Дуня вдруг почувствовала, что сейчас рассмеется иль расплачется, а то и то и другое разом, забившись в истерическом припадке. – Итак, вы спасли мне жизнь, княжна. Я имею удовольствие быть у вас в неоплатнейшем долгу. Быть должником любого другого было бы невыносимо. Но вы…

Голос его прервался. Дуня почувствовала, как дрожат пальцы, так и не отпустившие ее руки, и заметила, как отвернулся в смущении Пустилье.

– Это я должна вас благодарить, майор, – поторопилась высвободить ладонь Авдотья. Улыбка на лице де Бриака вдруг изменилась – будто кто-то задул за темными глазами огонь. – Вы избавили нас от монстра.

– Что ж, – встрепенулся Пустилье. – Пойду отдам распоряжения о похоронах. Как полагаете, тех бедолаг отпоют в здешней церкви?

– Нет, – покачала головой Дуня, с трудом оторвавшись от некрасивого лица, которое еще утром не чаяла вновь увидеть. И, взяв деловой тон, пояснила: – Крестьяне Габиха – поляки. Католики. Насколько я знаю, при поместье имеется часовня с семейным склепом, небольшой костел и кладбище для крестьян.

– Отлично. – И Пустилье, коротко поклонившись обоим, вышел.

– Я рад. – Де Бриак кашлянул, в смущении от их уединения. – Мы все-таки смогли остановить убийцу. Давеча еще строил я Габиху ловушку – и тот ее удачно избежал, старый лис! А я, слепец, поверил, что баронова вина лишь в том, что он с усердием следовал семейным традициям, предаваясь охоте, пьянству и распутству. И если бы не гроза, не тот овраг и не испуганная той грозою лошадь! А ведь все сходилось! Жестокость. Сластолюбие. Страсть к холодному оружию… А вы заметили, как перед дуэлью он что-то рисовал тростью на песке?

Дуня кивнула.

– Но зачем ему волосы девочек? И Гавриловы лошадки?

– Этого мы никогда не узнаем. Но вряд ли я буду плохо спать, ломая голову над сей загадкой. – Он помрачнел. – Довольно и того, что нам уже известно про барона.