Владимир Калашников - Лига выдающихся декадентов

— Занимательно… Где вы вкушали такие конфеты?

— Нигде.

— А откуда узнали о них?

— От барышень.

— Так это пожелание барышень? — отчего-то обрадовался человечек. — Каприз?

— Именно.

— А орех какой?

— Самый обычный.

— Верно, миндаль.

Желудёвый человечек прищурил один глаз.

— Пожалуй, у меня в лавке завалялись эти конфеты. Вы посидите здесь, в этой комнатке. Я поищу недолго.

Потирая ручками, он выскользнул из комнаты и притворил дверь. Хлебников услышал скрежет ключа в замке. Хозяин медлил возвращаться — должно быть, ящик с конфетами был заставлен множеством других ящиков. Тем более, откуда-то из лавки доносился топот, громыхание, звяканье посуды. Делать было нечего, и он сначала присел на сундук, а потом и прилёг, сам не заметил, как задремал.

Разбудил его стук распахнувшейся двери.

Виктор поднялся, протирая глаза. То и дело зевая, протянул:

— Зачем вы меня заперли?

— Я? Запер? — удивился желудёвый человечек. — Быть не может! Зачем мне это? Разве что по рассеянности. Так вы же сами захотели подождать… А вам что, неуютно здесь? Держите кулёк.

Взамен Хлебников протянул кондитеру измятую ассигнацию. Тот бережно распрямил, увидал афоризм, вчитался в меленький почерк Василия Васильевича и почему-то побелел лицом.

Хлебников вышел на улицу. Темнело, а может быть, светало. Хлебникову почудилось, что несомые им конфеты совсем недавно ещё были тёплыми. Марсианин оглянулся: снаружи лавку было не узнать — витрины и даже дверь в сплошную покрывали афиши: «Новейшій грандъ-конфектъ! Рецептъ полученъ вчера телеграфомъ изъ Европы! Требуйте только здѣсь! Грандъ-конфектъ даётъ эффектъ: и дѣвица, и ребёнокъ будутъ ласковъ, какъ телёнокъ!»

Вот ведь душевный человек кондитер, подумал Виктор, у него гранд-конфета из Европы пришла, дел невпроворот, а он нужный мне товар в клетях раскапывал! В благодарность, что ли, пару строк ему зарифмовать, для афиш?

Он вернулся к лавке. Дверь была закрыта и на стук никто не отозвался. Хлебников застучал в окошко сильнее, стекло выпало из дрянного крепления и взорвалось, встретившись с полом. Изнутри донёсся тоненький подвзвизг ужаса. Хлебников пожал плечами и удалился на поиски заказчика конфет.

Бугаев миновал швейцара, не вызвав подозрений. Отыскал класс рисования и замер у окна в ожидании начала урока, когда вдруг заметил, что некая барышня, отчего-то смутно знакомая, следит за ним взглядом.

Боря отвернулся, а через минуту обнаружил, что барышня подобралась почти вплотную и теперь разглядывает его в упор. Истончив голос, поэт сказал:

— Милочка, у вас какие-то пятнышки на лице. Вам надобно хорошенько умыться.

— А я вас узнала, — прощебетала Маруся. — Не пугайтесь, я вас не выдам. Но вы, конечно же, выполните моё условие…

— Какое же, милочка? — наигранным девичьим альтом произнёс Боря.

— Вон Фёдор Кузьмич, наш инспектор. Подойдите к нему и скажите тихонько… — Тартаковер приникла к уху Бугаева и прошептала пароль.

— Бессмыслица какая-то, — прокомментировал Боря.

— Вам что — жалко? — тотчас рассердилась Тартаковер. — Своей гимназической сестре?.. Пойдёмте к сёстрам, они вам растолкуют, что к чему.

Боря стушевался:

— Отчего же, совсем не жалко.

— Молодчина! Тем и заслужите уважение сестёр. Когда Фёдор Кузьмич выкажет вам своё расположение, попросите его исправить мои отметки за латынь. Идите, бегите!

Бугаев догнал инспектора и выдохнул тому в ухо казавшуюся бессмысленной фразу.

Фёдор Кузьмич на каблуках повернулся к мнимой гимназистке и размеренным гулким голосом произнёс:

— Вас надо за это выпороть! И я непременно подвергну вас порке!

— Да я сам вас выпорю! — возмутился Боря, позабыв о маскировке.

— Вы?!.. Эт-то представляет интерес. Н-да, интерес… Ну-с, пройдёмте, милая барышня. Вот сюда, в процедурное помещение-с. Что ж, попробуйте меня выпороть, чрезвычайно любопытно-с, как вы владеете розгами-с.

Инспектор Тетерников притворил дверь. Неторопливо снял сюртук и развесил его на спинке стула. Сбросил подтяжки. С достоинством освободился от сорочки, спустил брюки. И вот уже Фёдор Кузьмич лежит ничком на скамье.

— Действуйте! — говорит он милостиво, и снова утыкается подбородком в деревянную доску.

Следовало продегустировать конфеты — вдруг не те, что требуются? Лихорадочно Хлебников развернул сласть и закинул в рот. Колючая из-за кусочков карамели шоколадная оболочка растаяла, вафля треснула под зубами и язык Хлебникова утонул в потоке сливок. Пятнадцать карат освобождённого из заточения миндаля Хлебников огранил резцами, а потом, неудовлетворённый результатом, безжалостно растёр молярами. Конфета была хороша! Хлебников поймал себя на том, что разворачивает вторую. Обёртка была надорвана, идти на попятный невозможно. Пришлось съесть.

Боря насилу удрал от жаждущего порки инспектора. Он давно потерял накладные волосы и шляпку. Поверить в то, что он — женщина, теперь нельзя было даже издали. Боря то и дело оглядывался: не преследуют ли?.. Городовые, дворники, доброхоты из прохожих не раз и не два пытались скрутить поэта. Ум его воспалился и рождал удивительные картины.

Позади будто бы двигалась огромная толпа поддельных женщин. Нимало не стесняясь, шествовали урнинги в одеждах восточных одалисок с павлиньими перьями, растущими из неназываемого места. Бородачи в пышных бальных платьях с турнюром несли транспаранты со словами странными, непонятными. Ведомые в поводу, скакали на четвереньках почти нагие эфебы, в застрахованных от падения подтяжками набедренных повязках и в смазных сапогах, неистово бия о мостовую деревянными булавами.

Городовые оцепили тротуары вдоль всей улицы, а дворники и золотари перегородили переулки своими кузовами и бочками на колёсах, отчего-то выкрашенными в ярко-оранжевый цвет.

Неспешно шагали исторические «портреты» — одевшиеся знаменитыми женщинами усатые господа. Были там обладающая пушистыми бакенбардами Аспасия и Клеопатра с гусарскими усищами, но особенно выделялась чёрной бородой Мария-Антуанетта. Следом вприпрыжку бежали пажи-катамиты в пошитых из телячьей кожи портках до колена. Не пуговками держались на пажах рубашонки, почему-то их концы завязаны узелком повыше пупа.

К бориному удивлению замыкали процессию мужчины — фраки, цилиндры, монокли, трости. Они казались чужеродными здесь, пока Бугаева не озарило: это переодетые дамы.

И все они идут за ним. А он, получается, во главе.

Боря застонал от отчаяния и припустил ещё быстрее.

Таврический сад был пуст, в окрестностях Вольского тоже не оказалось. Где теперь искать его и барышень? Было холодно и одиноко. Виктор посмотрел на кулёк. Зачем-то заглянул внутрь. Взвесил на ладони. В самом деле два фунта? Он не знал, сколько весу в конфете, но всё же присел на каменную тумбу и для чего-то пересчитал конфеты. Наверняка вкралась ошибка. Пересчитал ещё раз. На одну меньше! Когда же он сбился?.. Нужно снова проверить!